Возвращение к истоку

Дульные отверстия носовой и хвостовой гаусс-пушек расцветают яростными снопами пламени. Никакой взрывчатки, всего лишь скорость в несколько километров в секунду и миллионы ампер, поданные при разгоне снаряда в стволе, ― все вместе создает кратковременный эффект выхлопа реактивного движка. Снаряды предназначены «Спринтеру». Этот «огрызок», оставшийся от боевого робота, не стоит усилий, но подстраховаться не мешает, мощности вооружения «Скорпиона» вполне хватает для полноценного охвата всех целей.

Одновременно с гаусс-пушками бьют и лазеры, и результат их попадания виден раньше всего: все три недобитых «жала» вспыхивают, разваливаясь на куски.

Бронепробиваемость боеприпасов зависит от квадрата их скорости. Неудивительно, что фактический запас кинетической энергии подкалиберных снарядов гаусс-пушек просто колоссален. Двойное попадание сносит правую ногу «Спринтера» начисто, отрезает, словно ножом хирурга, ИБээР разворачивает вокруг оси на оставшейся ноге, словно порывом штормового ветра, затем он заваливается на спину. Такой удар ― своеобразное предложение для вражеского пилота к катапультированию, но этого не происходит. И это уже не мое дело.

Секунду спустя на позицию иноров обрушивается залп ракет и перепахивает дно ущелья огнем, осколками и взрывной волной. На экране поиска целей горит нулевая отметка, путь расчищен. Полностью. Работа сделана.

Не теряя ни секунды, я уже бегу, разгоняясь до предела. Удобный пьедестал оставлен позади, теперь мне нужно добраться до позиций иноров лично. Высматриваю местечко поудобнее, где можно спуститься с длинной обрывистой террасы без риска переломать конечности «Скорпиона». Теплорассеиватели тихо гудят, распределяя излишки тепла между собой. Избиение закончилось, пора вытаскивать Шайю с Петром.

Надеюсь, с ними все в порядке.

Сознание надежно связано боевой программой, мысли бегут легко и стремительно. Когда-то на Двойном Донце, благодаря капитану Бола, я познакомился с его идеей «двойника». Не желая связываться с процедурой Специализации, кардинально перестраивавшей мозг, я усовершенствовал своего «иждивенца» и его программное обеспечение и использовал эту разработку при Споре Арбитра, в финале боя подменив себя своим же «двойником» и позволив ему погибнуть вместе с роботом, которым он управлял уже без моего участия. Ощущения потом на душе были гадостные, словно и в самом деле совершил самоубийство, но пользоваться услугами «двойника» и дальше, по мере необходимости, мне это ничуть не мешало. В боевом режиме «двойник» работает тандемом, усиливая возможности пилота, по тому же принципу, как и стандартный мехвоин, но с неизмеримо большей эффективностью. «Мехвоин» использует обезличенные алгоритмы поведения в боевых условиях ветеранов, доказавших своими победами, что их тактика жизнеспособна. «Двойник» же использует собственный опыт пилота, накрученный в специальных программах виртуального пространства и залитый обратно в «иждивенца». Таким образом, я получил специализатор личного пользования без перестройки сознания. Компания «РобоТех», с которой Бола проводил совместный эксперимент в боевых условиях, за такую интерпретацию его идеи, наверное, отдала бы мне последние подштанники, но я пока не готов торговать своими способностями в промышленном масштабе, мне и работы с Кассидом вполне хватало.

Гравилет послушно летит следом, сохраняя дистанцию в двести метров ― разумная предосторожность. Хотя на тактической карте врагов больше нет, стопроцентной вероятности в том, что ни один не уцелел, все же не существует. Пусть слабобронированная машинка пока прячется за моей широкой спиной. Зато со сканерами уже можно не стесняться, активизирую их полностью, щупаю каждый камень.

Нахожу подходящее место для спуска недалеко от места сражения. Относительно подходящее, конечно, ― крутизна склона за обрывом градусов в шестьдесят, а я не на сноуборде на снежном спуске. Но выбирать не приходится, иначе можно дотопать до Адской пропасти, так и не рискнув спуститься. Сталкиваемые стопами валуны катятся вниз, образуя маленькую лавину, я спешу следом, притормаживая, когда возникают особо опасные моменты крена. Почва плывет, заставляя рывками выравнивать равновесие. Позади на склоне остаются глубокие длинные рытвины ― болезненные царапины на каменистой шкуре гор. Семьдесят тонн механического веса все-таки не шутка.

Достигнув дна, снова ускоряю ход.

Еще немного, и я их заберу.