Возвращение к истоку. Передача светильника

Существует политика чисел. Число прихожан католической церкви во всем мире превышает семьсот пятьдесят миллионов человек. Это самое крупное объединение людей на религиозной почве. И мать Тереза прославляется вовсе на за свое якобы бунтарство, а, наоборот, за свое раболепие, за своих сироток, которых она толпами приводит в католическое лоно, за несчастных индийцев, обращенных ею в католичество. За это папа благословляет ее.

Я бы, может, и согласился с этим журналом, если бы папа сам встал перед матерью Терезой на колени и сам бы поцеловал ее ручку. В этом был бы какой-то смысл, это бы означало, что католики, мужская иерархия церкви признала, что мать Тереза выше самого папы.

Но она лишь инструмент в руках мужской церкви. У нее нет собственной точки зрения. И за ее заслуги в увеличении численности католической паствы ей устроили Нобелевскую и всякие другие премии, и даже докторскую степень. Не попадайтесь на эту удочку. Все это просто политические игрушки.

Один из моих саньясинов, экономист из Англии, тоже получил Нобелевскую премию. Другие саньясины говорили ему: «Ты получил премию, но никто не вложил так много в современный взгляд на человеческие отношение, в человеческую революцию, как Ошо. Ты бы похлопотал за него». Он ответил: «Вы думаете, я не пытался? На самом деле, я даже сказал: “Не давайте премию мне, я лишь ученик. Дайте Нобелевскую премию Ошо”. Но стоило только комитету услышать это имя, как их всех чуть удар не хватил. В комнате наступила жуткая тишина, и мой знакомый шепнул мне на ухо: “Никогда больше не произноси это имя перед комитетом. Все это не имеет ничего общего со вкладом человека. Вся это премия - чистой воды политика. Без политической поддержки ее никто не получает”».

Тогда я сказал саньясинам: «Передайте ему, чтобы он сказал комитету, что даже если бы мне и дали Нобелевскую премию, я все равно бы от нее отказался, потому что мне прекрасно известно, что все это просто политический театр. Я не хочу, чтобы меня ставили в один ряд с матерью Терезой и прочими идиотами».

На самом деле, мать Тереза против женского освобождения, так что автор той статьи либо просто невежда, либо намеренно восхваляет ее.

И здесь есть политический подтекст: она против женского освобождения тем, что она против контроля над рождаемостью. Она против противозачаточных таблеток, но именно благодаря им женщины имеют отличную возможность освободиться от мужчин. Без противозачаточных средств женщины будут оставаться в зависимости, в рабстве. Если послушаться мать Терезу, то каждая женщина должна будет рожать детей одного за другим, женщина всегда будет лишь матерью, без конца беременной. Вся ее личная жизнь уйдет на производство и воспитание потомства. У нее не будет экономической независимости, у нее не будет образования, она ни в чем не сможет конкурировать с мужчиной.

Но противозачаточные таблетки могут поднять женщину на один уровень с мужчиной, потому что с ними ее больше не ждет непрерывная беременность, потому что благодаря им она выйдет из своей зависимости. Она получит экономическую свободу и с полным основанием сможет заявить, что в браке нет никакой необходимости: «Пока мы любим - мы вместе, если мы больше не любим - мы прощаемся и остаемся друзьями. Ругаться нам незачем».

Так что любой, кто называет мать Терезу бунтовщицей, просто идиот. Она - один из наиболее страшных реакционеров в целом мире. Для бунта нужна смелость. Но мать Тереза - обычный консерватор, ортодокс и формалист. Она верит в непорочное зачатие Иисуса Христа, она верит в его чудеса, она верит в его воскрешение, она верит в исключительность христианства, она верит, что спасутся лишь христиане. И они еще смеют называть эту женщину бунтарем?

Кто же тогда я?

Вопрос третий:

Возлюбленный Ошо,

Сидя в темноте, я становлюсь все более и более легким, все более и более пустым, как мыльный пузырь, прыгающий по траве. Откуда-то из живота появляется смешинка, играющая с этим пузырем, и тогда я чувствую себя одержимым и рехнувшимся. Я так счастлив быть с тобой, Ошо. Когда я принял саньясу, ты научил меня быть одержимым, и это умение стало величайшим даром всей моей жизни. И все же, испытав одержимость несколько раз, я, тем не менее, помнил, что в детстве, по вечерам, когда я лежал в постели, такая одержимость случалось со мной гораздо чаще. Ты это имеешь в виду, говоря, что возвращаешь нам то, что было у нас всегда?

Верно! Совершенно верно!