Возвращение к любви

Мога положил трубку и собирался уже обратиться к секретарю райкома, как телефон опять позвал его к себе.

— Мога слушает!

— Говорит Станчу. Спешу доложить: вышли все как один на уборку, первые тонны винограда прибыли уже на завод. Приезжай, угощу свежим мустом.

— Сколько вышло на сбор? Прошу тебя, уточни!

— Я же сказал, весь народ, все село, от мала до велика, — весело повторил Виктор.

— Еще раз прошу, уточни численность сборщиков урожая и сообщи товарищу Пэтруцу!

Мога положил трубку. Брови его сдвинулись.

— У нашего друга Станчу — прекрасное настроение, — сказал он и бросил сердитый взгляд на телефон, словно там, на невидимом экране, проступало лицо Виктора.

— Было, — уточнил Войку.

— Ну да, — проворчал Мога. — Может, надо было сказать ему спасибо за то, что не знает точного числа людей? — Он нажал кнопку звонка; секунду спустя появилась Адела.

— Прошу, оставайся все время у телефона, — сказал он девушке. — Докладывающих отсылай к товарищу Пэтруцу. Ему поручен учет. — Затем спросил Кэлиману: — Надо бы отправить всем совхозам телефонограмму, чтобы директора знали, к кому обращаться, если станет плохо с транспортом или еще чем-нибудь. — Секретарь райкома кивнул; Мога тут же написал текст и отдал его Аделе, которая вышла.

— Отличная перспектива, ничего не скажешь! — вздохнул Войку. Звучало как шутка, но в сущности он все еще не сумел примириться с мыслью, что навсегда расстался с работой, никогда не доставлявшей ему, по правде говоря, большого беспокойства. — И это случилось со мной, больше всех радовавшимся возвращению Моги в Пояну!

— Не огорчайся. Будешь радоваться моему присутствию и впредь. Но главной радостью для тебя должно стать твое собственное возвращение — всей душой, всей мужской любовью к земле! Ведь корнем ты тоже подгорянин, черт возьми!

— Ну ладно, теперь уже ясно, что общий язык вы найдете легко, — засмеялся Кэлиману. Он с силой, сердечно пожал им руки. — В добрый час. А я поеду в Драгушаны. Надеюсь, до моего приезда Станчу успеет сосчитать своих сборщиков.

Оставшись без свидетелей, Мога и Войку несколько мгновений смотрели друг на друга молча, словно не виделись очень давно.

— Если бы я не попал случайно на суд, который вы устроили над Станчу, — тихо молвил Войку, — я, возможно и не решился бы сменить работу. Но ты меня тогда убедил, что тебе нужны люди близкие, прежде всего — по духу. Единомышленники. Не знаю уж, надолго ли меня хватит. Но давай с самого начала договоримся: если увидишь, что я не справляюсь, не надо меня жалеть, не держи меня зря.

— Если бы я не был уверен, что справишься до конца, не стал бы городить весь этот огород, — заверил его Мога.

— Не будь так уверен в силе своего предвидения, Максим. Вспомним хотя бы случай с Виктором. Как бы то ни было, годы и жизнь накладывают на всех отпечатки. Скажу искренне: только после памятного разговора у Станчу я начал искать, что осталось еще во мне от того, прежнего Войку.

— И что? — заинтересовался Мога.

— Особенно похвастать нечем, — улыбнулся Драгомир. — Хотя, конечно, было бы наивным полагать, будто мы все те же, что и в молодости. Для этого человек должен был бы быть задуман совсем по-другому, а прогресс, развитие человечества — иметь определенный предел, за которым простиралась уже абсолютная пустота. Но тогда — к чему еще жизнь? Человеку не удалось бы ступить на поверхность Луны, получить фотографии красавицы Венеры. А ты? Разве ты теперь — все тот же, прежний Мога? Посмотри-ка на себя: твой рост был однобоким, ты только и знаешь что работу и работу. Где теперь другой Мога — веселый шутник Максим, всегда державшийся молодцом, да не в одном лишь труде?

Это был один из немногих дней, когда у них появился случай поговорить с глазу на глаз хотя бы немного времени. Вскоре появился Ион Пэтруц и представил им положение, складывавшееся в объединении. Уборка винограда всюду началась организованно и только из Селиште еще не были получены ожидаемые сведения.

— И еще один вопрос, — мрачно продолжал Ион Пэтруц, почесывая карандашом за ухом. — Весьма деликатный… — После смерти Антона Хэцашу Пэтруц никак не мог прийти в себя и ходил как потерянный. Старался, как только мог быть осторожнее в словах, щадить по мере сил собеседников.

— Послушаем, — сказал Мога.

Ион Пэтруц заглянул в реестр, прошелся посуровевшим взглядом по раскрытой странице, затем захлопнул его с глухим шумом. «Свинство всегда портит дружбу», — философски заметил он про себя. Мога непременно рассвирепеет, возможно, схватится за сердце, оно у него не так уж крепко, но промолчать нельзя. Должность обязывает Максима принимать как добрые, так и дурные вести.