Возвращение к любви

Охваченный тоской, Максим Мога вновь почувствовал себя виноватым перед Пояной, ибо не был еще в силах отдать ей всецело душу, все свое существо, как требовала она от него теперь. Ибо не была ему Пояна чужой. На ее земле была могила, к которой так часто приходил он теперь, поеняне начали привыкать к тому, что встречают его на погосте, и перед теми сельчанами, что постарше, начали возникать обрывки воспоминаний минувших лет, когда статный парень Максим Мога в лунные ночи провожал домой Нэстицу, Кэлиманову дочку, и запоздалые прохожие заставали их еще у калитки. Напрасно влюбленные полагают, что могут укрыться от людских глаз.

И жили еще в Пояне давние друзья Моги — Войку, Хэцашу, Станчу.

Виктор Станчу тревожил Могу, заставлял задумываться. С тех пор как оба стали работать вместе, они встречались почти каждый день, но отношения между ними застыли на месте, словно поезд в станционном тупике. Видит бог, думал Мога, нет у меня на душе ничего против него, только-то и всего, что не принял его подарок. И за Анну на него не сердился, скажу хоть кому: я доволен, напротив, что устроить ее удалось в Пояне, что есть у меня теперь здесь еще один человек, на которого могу положиться, а это тоже немало. Что же встало между нами теперь? Не более чем пустая обида. Виктор, как один из самых видных директоров совхозов во всем районе, имел полное право претендовать на место генерального. В тот день в конце марта, когда оба впервые встретились в Драгушанах, Вениамин Олару, сам того не ведая, раскрыл перед ним все карты. По этой причине тогда Станчу и вышел из себя.

Может быть, эти неприятные обстоятельства тоже пробудили вдруг в душе Моги это волнующее чувство — тоску по Стэнкуце и ее людям.

Значит, надо было ехать в Стэнкуцу. Иначе не вырваться из тисков тоски. Он пожаловался на это однажды даже Анне. Она ведь тоже была из тех мест, оставила там друзей и могла его понять. Максим встретился с нею на винограднике; Анна наводила порядок в бывшей краме, где собиралась устроить жилье для студентов на время сбора винограда. Увидев, как она белит стены, в белой косынке, одетая в закапанный известкой старый синий халат, он с улыбкой сказал:

— А этот наряд тебе к лицу. Но разве обязательно было нужно самой браться за кисть? Не нашлось помощников?

— Работаю с удовольствием, Максим Дмитриевич. — Анна обратила к нему дружеский взгляд. — Чтобы не утратить сноровку, обретенную в молодости; может быть, она мне еще пригодится. — Тем не менее, она отложила кисть, сняла косынку и халат и осталась в простом платье без рукавов.

— Недавно здесь был Виктор Станчу. Говорил, что ищет вас.

— Странно… — Максим Мога взял ее за локоть, словно для доверительной беседы. — Этот Станчу… Мне кажется, с ним что-то происходит. Думал, что хорошо знаю его, но, видимо, ошибся. И часто он у вас появляется?

Под его прямым взглядом Анна растерялась. Она, конечно, хорошо понимала, почему Станчу сюда зачастил, женское чутье не могло ее подвести. Но, не будучи до конца уверенной, сочла нужным искренне сказать:

— Частенько… То вас разыскивает, то Томшу, а раза два признался прямо, что заскочил специально, чтобы повидать меня.

— Дорогая Анна, — Мога перешел на шутливый тон, — дело пахнет керосином!

Анна зарделась.

— Не сердись, — сказал Максим Мога, видя ее растерянность. — Никто не может быть уверен, что не потеряет когда-нибудь и из-за кого-нибудь голову. — Говоря это, Максим подумал о себе; ведь точно так полюбил он свою Лионору — любовь сразила его нежданно, перевернув душу. — Но оставим Станчу. Хотел сказать, что завтра на заре собираюсь подскочить в Стэнкуцу. Соскучился по ней — беда! Мне даже кажется, что если не съезжу туда сегодня-завтра, значит не увижу ее никогда! Такой уж старческий бред. Что ты на это скажешь?

Анна не видела Марианну уже целый месяц и не находила без нее покоя. Писала ей каждую неделю, на письма отвечала мать, успокаивая: Марианна здорова, хорошо ест и так загорела, что выглядит настоящей цыганочкой. Заводит разговоры обо всем на свете, задает самые несусветные вопросы, так что не успеваешь и отвечать.

— Очень соскучилась по дочери, — сказала она тихо, подавленно. — В сентябре, если получу квартиру, заберу ее к себе, чтобы больше не расставаться.

На глаза ее навернулись слезы. Максим заметил и предложил:

— Знаешь что? Я отвезу тебя к родителям, повидаешь дочь. Заскочу за тобой на обратном пути. Сделать крюк километров в полсотни — колеса у машины от этого не отвалятся!

Как захотелось ей в ту минуту обнять Могу, поцеловать его, как самого дорогого человека на свете! Но она лишь прижалась к нему на миг, словно чтобы увериться в надежности его поддержки, и взволнованно заявила:

— Не знаю даже, как мне вас благодарить.

Анна проводила его до машины. Мога чувствовал — она ждет от него еще каких-то слов. Но в голову приходили одни банальности: «Не стоит благодарности… Не за что… Считаю себя обязанным…»

В последнюю минуту он с несмелой улыбкой пожал ей руку.

* * *