Возвращение к людям

Живи… покуда. Так ведь не я — ты сам разборки начал. Мне тебя мои люди точно срисовали — и прикид, и профиль. Я тебя узнал… Ты — Дар?

Я промолчал. Сыч, не дождавшись ответа, продолжил:

— Имечко какое, не запомнишь сразу… То ли дело, мои — Птаха, Чебан,

Рубец, Губогрев.

Названные Сычём, парни довольно осклабились. Я, пропуская мимо ушей то, что говорил главарь, прислушивался к звукам, доносившимся из леса… Нет, слишком тихо. Элина, либо успела скрыться, либо… Значит, она услышала мой голос и сумела сделать правильный вывод!

— Ты где, в облаках витаешь?

— Я слышу, Сыч. Так тебя величать?

Он смотрел куда-то, в сторону… Из зарослей выскочили те двое, которых он, ранее, отправил прочёсывать местность…

— Ну?

— Никого, пахан! Только шмотки валяются, и всё!

Сыч обернулся в мою сторону:

— Вы что же, деревья голыми руками валили, что ли? Где топоры?

Я пожал плечами:

— В траве, наверное. Пусть твои сыщики получше по ищут — найдут, пожалуй!

— Ладно, оставьте… — он с показным миролюбием махнул своим, начавшим обшаривать все вокруг в поисках нашего оружия. — Мне твои топорики ни к чему… Я за другим делом пришёл — поговорить.

— То, что ты мужик смелый — это хорошо, — продолжил он, усевшись на поваленный ствол. Один из шестёрок быстро подскочил и подал ему уже дымящуюся самокрутку. Тот взял её в рот, затянулся пару раз и, с отвращением, выбросил. — Ты что, тля, мне подсовываешь?

Он пнул незадачливого парня ногой, и тот повалился на землю, к радости и гоготу окружающих.

— Вот, зараза, — пожаловался мне Сыч. — Ну нету нигде табачка, хоть ты тресни… Ты, случаем, не знаешь, в долине он у кого ни будь есть? Курить хочу, уши вянут…

— Я не курю.

— Ну, да, как же… Вижу, вижу — здоровьице бережете, значит. Ну да ладно…

Он поманил продолжавшего лежать парня пальцем:

— Сгоняй к Зубу, пусть шмали даст чуток. Или нет, постой — сготовь своей дряни! Той, которую из грибов делал! Давай, живо!

Сыч снова обратился в нашу сторону.

— В общем, так, земеля… Юлить да вертеть мне с тобой недосуг — время-деньги! Глупая поговорка, какие сейчас деньги? Мог бы я тебя порешить прям сейчас, но хочу тебе последний шанс предоставить… У меня оболтусов много, да только охотники они, как сам понимаешь, никудышные. Но и не так, чтоб совсем безнадёга. Надо бы кому-то их поднатаскать. Давай, возьмись за дело, а я забуду, что ты с моими людьми по-хамски поступил.

Неуважительно. А то ведь они обижаются. Неровён час, могут и перо в бок всадить. И девочек твоих — их у тебя две, как слышал? Девочек твоих по кругу — на общак. Так что, выбора у тебя особого и нет. Я, знаешь ли, — он недобро усмехнулся. — Убивать не люблю. Но и спуску давать никому не собираюсь. А ты башкой своей подумай, стоит ли против такой силы переть?

Ну, так что?

— Подумать надо.

Стопарь тяжело посмотрел на меня, но промолчал — я незаметно толкнул его ногой. Сыч осклабился довольно:

— Подумай, паря. Подумай. А что бы тебе не так скучно думалось, мы твоего корешка к деревцу привяжем, и тебя заодно. А то вы парни шустрые, видел, как моих ребятишек разукрасили. Но, уговор такой: я чаи гоняю — ты думай!

Как выпью — ответ! Хорошо думай…

Он махнул рукой. Толпа обступила нас и подвела к одному из ранее срубленных, Стопарём, стволов. Бандиты достали откуда-то верёвки — я удивленно отметил, что это были настоящие, а не сплетённые из трав-лиан, которыми пользовались мы. Верёвки были старые, местами обтрёпанные, со следами крови… Один из тех, кто вязал узлы, смачно харкнул возле нас и, увидев как я разглядываю цвет веревок, заметил:

— Ты не бзди — сбежать не сможешь! Этими узлами мы уже не мало девочек за собой увели! И твоих поведём!

Он радостно заржал. Возле нас остался лишь один караульный, остальные бандиты разлеглись на траве и стали поглощать нехитрую снедь, принесённую с собой. Кто-то забрался в наш мешок и вытащил лепешки и пеммикан, приготовленные Элиной. Кроме этого, заботливая Ната положила мне в сплетённую ею корзинку два больших куска отварного мяса и несколько кореньев, прикрыв их сверху свежей зеленью. При виде этого богатства у многих заблестели глаза:

— Во живут, падлы!

— Слышь, пахан — глянь, какая жрачка! В посёлке такой нету!

Он повелительно поманил говорившего к себе:

— А ты кусок не зашныривай. Тащи сюда — смотреть буду!

Сыч, Зуб, Бзык и еще один, долговязый, — все, кто по нашим наблюдениям, находились на верхушке этого сообщества — сгрудились возле моей корзинки.

Остальные, не скрывая любопытства, тянули головы, стараясь увидеть, что ещё может в ней находиться, кроме еды. Наш караульный тоже повернул голову…

— Стопарь…

Он приоткрыл начавший заплывать глаз.

— У меня нож, под рубашкой… Дотянись.

Он без слов пригнул голову и зубами развязал стягивающий пояс на моих штанах. Я скосил глаза — в нашу сторону никто не смотрел. Стопарь вытащил край рубашки — нож вывалился на траву. То, что мы лежали, облегчало нам задачу — никто не приглядывался к тому, что мы делаем. Стопарь ухватил рукоять зубами и приблизился лезвием к моим рукам. Охранник был поглощен возгласами бандитов, перебиравших содержимое корзинки. Кузнец молча кивнул