Возвращение к людям

Я положил ладонь на грудь девушки. Она сделала глубокий вздох и открыла глаза. У меня задрожали руки. Ната, не мигая, смотрела на огонь и скачущего, дикими прыжками, Сову.

— Прочь, могильное безмолвье! Возвращайся к нам скорее! Кровь свою мы все смешаем — этим кровь твою согреем!

При этих словах, Сова выхватил из набедренной повязки, какой-то удивительный нож, очень криво изогнутый, и полоснул им себя по руке, сделав разрез. Капли крови, появившиеся на руке, стали стекать в небольшую чашу. Не колеблясь ни мгновения, Элина и Ульдэ, смотревшие во все глаза на индейца, протянули ему свои руки. Сова подскочил к ним и резко взмахнул своим ножом. Кожа на руках обеих женщин покрылась багровой полоской разреза… Шаман собрал несколько капель в чашу и направился к Салли. Та молча подала руку шаману. Тоже сделала Лада, а за ней и все остальные. Я один, продолжая удерживать голову Наты, ожидал, когда индеец завершит круг и подойдет ко мне. Но мне он уготовил иное! Он высоко приподнял чашу с кровью над костром и четко, и громко произнес:

— Кровь сердец — и пламя ярче, пусть вздымает свои всплески! Жар пусть к небу устремится — просьба с кровью будет веской! Пусть услышат и увидят духи Неба всех, кто просит! А теперь, огонь проверит и того, кто деву носит!

Он выплеснул содержимое чаши в огонь — всем показалось, что пламя и на самом деле вспыхнуло намного ярче. Сова выхватил из костра, дымящуюся головню и поднёс ее ко мне. Всё стихло…

— Верни ей силы! Твоя боль смешается с её болью! Но ты — воин! Ты сильнее

— ты справишься со своей болью, и ты заберёшь боль у нее!

Я молча протянул руку перед собой. Ната, широко раскрыв глаза, смотрела на свирепое лицо Совы. Он прислонил головню к моей руке. Шаман глядел на меня, не мигая, а я, стиснув зубы и ни единым стоном не выдавая невыносимую боль, старался отвечать ему столь же твердым взглядом. В зрачках индейца мелькнуло одобрение. На несколько секунд воцарилась полнейшая тишина — ее нарушало лишь потрескивание дров в костре. Вдруг раздался отчаянный вскрик:

— Нет! Не надо!

Я вздрогнул — кричала Ната. Голос её, по-прежнему звонкий, как хлыстом ударил меня по обнажённым нервам. Сова мгновенно убрал огонь от моей руки и швырнул палку обратно, в костёр.

— Ты вырвал её из дыхания ночи! Ты достоин быть мужем этой женщины!

Он скрестил руки и встал перед Натой на колени. Я сглотнул, в пересохшем горле спёрло дыхание — она заговорила! После двух недель молчания, после того, чего мы с ужасом ожидали — заговорила! Ната с трудом подняла свою руку и положила на мою, закрывая ладонью след от ожога.

— Муж мой! Что это?

— Это мы все — возле тебя!

— Нет… — она с трудом разжимала губы. — Зачем ты и Сова… Зачем вы жгли руку? Это ведь так больно!

— Это обряд — он его проводил ради тебя. Чтобы у тебя появились силы!

Чтобы ты очнулась и захотела жить!

— Я очень хочу жить… — она слабо улыбнулась мне. — И очень хочу быть с тобой… Мой любимый…

— Ната! Наточка! — Элина рванулась к ней, падая на колени перед девушкой.

Сова поднял руку, призывая всех к молчанию:

— Это сделали все вы… Древняя вера, силы которой были в забвении. Я никогда не пел такого, мой брат Дар! И я не знал, смогу ли… Не индеец — весь род, дал ей силы, своей верой в то, что сможет отдать частичку себя!

— Ты действительно шаман, Сова! Ты великий шаман!

Я протянул к нему руку, и он крепко пожал мне ладонь. Индеец перевёл взгляд на Нату и посуровел:

— Мы сделали всё. Но силы её иссякли.

Ната вновь закрыла глаза и опустила голову мне на колени. Сова продолжил:

— Теперь её может спасти только её воля… Или чудо. Я — не великий шаман.

Я только смог пробудить в ней желание жить. Она услышала нас. Но услышало ли ее небо?

Жуткий, громоподобный рык, стал ему ответом. Все без исключения схватились за оружие, но никто не успел им воспользоваться. В темный проем раскрытых ворот чёрной молнией ворвалась громадная тень и всеми четырьмя лапами затормозила возле меня и Наты.

— Угар… — прошептала Элина. — Это же Угар… Угар!

Я не мог произнести не слова. Это, в самом деле, был наш пёс! Все затихли, завороженные неожиданным появлением огромной собаки, которую все уже давно считали погибшей.

Угар стал ещё крупнее и мощнее. Даже при неверном свете костра было видно, что это именно он: со свалявшейся шерстью, в грязных засохших пятнах своей, или чужой крови, с характерной подпалиной на правом боку, от которой он получил свое имя. Высунув свой широкий язык и тяжело дыша от бега, он смотрел на нас преданными глазами.

— Угар… — пронеслось по кругу.

Я медленно протянул к нему руку. Пёс подался вперёд и подсунул под неё влажный нос. Я коснулся его, ощутив жаркое дыхание запыхавшегося пса.

— Ты вернулся… Ты жив…

Собака, вздрагивая от возбуждения, с силой бросилась вперед, и я прижал к себе его лобастую башку. Элина, всхлипывая, схватилась за его косматую шерсть и наклонилась к морде собаки.

— Угарушка! Пёсик наш! Вернулся! Этого не может быть!

— Небо услышало твои мольбы! — Сова воздел руки ночному небу. — Тот, кто спас нас от лап громадного медведя, вернулся! Это знамение! Это — знак неба!