Теперь полностью подтверждалось, что из-за скалистой гряды, отделявшей город и степи, мы оказались полностью отрезаны от этой долины. Мы не знали, так ли обстоят дела далеко от нас — там, где сами уперлись в желтые земли и подверглись нападению дикой стаи больших собак, но могли предполагать — далекие выжженные земли к юго-востоку от города, могут соприкасаться с долиной. Если нет, то в этих скалах, наверняка, должен быть проход, по которому и стая, и жуткие Бурые, проникли в наши степи. Но, и я, и Ната, хорошо помнили, что в сплошной стене хребта не имелось ни одной, пригодной лазейки — только монолит!
— Через желтые пески…
— Или, прошли отсюда, как мы сами. А потом, скитаясь, дошли до восточной окраины…
Теперь стало понятно, почему животный мир степей был так скуден — попасть в них могло только редкое животное. А если и попадало — собаки, которые там поселились, быстро их истребляли. По-видимому, сами собаки тоже попали в наши края случайно. Но самые дальние земли — а за них я считал край огромного болота, тоже могли иметь проход в долину — если принять за веру, что какая-то его часть достигла этой каменной стены. Нам, несказанно повезло, что мы сумели беспрепятственно пройти через их владения — столкновение на открытом месте могло окончиться непредсказуемо…
Ната высказала предположение:
— Они могли все погибнуть — во время наводнения!
— Или уйти в степи…
Я еще раз осмотрел ногу девушки. Она продолжала набухать, словно ее изнутри накачивали воздухом. Но при этом, Ната не чувствовала боли, что было само по себе поразительно. Но и идти, как раньше, тоже не могла — стопа ее просто не слушалась…
— Это может перекинуться на всю ногу?
Она с тревогой ждала моего ответа. Я пожал плечами — введенный ей укол почти не дал результатов, и все наши познания в этой области оказались слишком скудны, чтобы принять какое-либо решение. Я также тщетно искал следы от укусов — те уже полностью затянулись, и ничто больше не указывало на то, что Ната подверглась нападению какого-то насекомого или, может быть, змеи…
— Я не знаю. Неужели ты ничего не чувствуешь?
— Совсем. Вся нога, до колена — будто отсутствует…
Мы, все-таки, нашли подорожник — он почти не изменился, став только намного выше, чуть ли не в человеческий рост! Ната велела оторвать листок, ставший размером с огромное блюдо, потом растереть его, чтобы появился сок, и, щедро намочив бинты собранной кашицей, я обмотал ее стопу и ногу до колена. К нашему общему облегчению, примерно через час она заявила, что снова чувствует ногу и даже может полегоньку идти. Я же корил себя за то, что вовремя не высосал этот яд из крохотной ранки…
Переход от дня к ночи здесь был заметнее, чем в городе, среди руин. Небо стало чернеть очень быстро. Едва только солнце, перевалив через сразу потемневшую реку, скрылось за горизонтом — долину начало заливать мраком… И, чем темнее становилось внизу, тем загадочнее становился ее вид. А когда стало так темно, что разглядеть что-либо, стало уже трудно — замелькали яркие огоньки, словно стаи светлячков поднялись ввысь и принялись исполнять свой завораживающий танец.
— Что это?
— Видишь, какая закономерность?
— Нет…
— Все огоньки по парам… Это глаза, Ната. Глаза животных, ведущих ночной образ жизни!
— И мы можем их увидеть даже отсюда?
— Возможно, мутация изменила способность отражать свет… И теперь он виден очень далеко! А может быть, это просто, летающие насекомые…
До нас донесся заунывный вой. Угар, до этого, спокойно лежавший на боку, сразу вскочил и напрягся.
— Тихо, Ната… Молчи.
Вой повторился. Угар весь подобрался. Я видел, как он набирает воздух, готовый ответить на вызов этого невидимого зверя своим рыком.
— Ррр…Гау!
Угар, весь дрожа, не отрывал взгляд от темноты, наполнившей долину. Ната, неслышно ступая, встала рядом с нами.
— Кто это, Дар?
— Может, большая кошка… Может — очень большая кошка! Не знаю. Нужно дождаться рассвета. Видишь, что нас ожидает, попади мы туда под вечер…
Мы обнялись и стали наблюдать за ночной жизнью, раскинувшейся поодаль, долины. Мгла, вначале заполнившая все, остановилась на каком-то пределе — и сразу рассеялась, едва из-за далеких гор, вырвалась на свободу огромная серебристо-желтая, луна. Тьма отступила, позволив смотреть на все при холодном отражении ночного светила. Видимость, хоть и не такая, как днем, появилась, и мы могли разглядеть многое, с вершины холма, на котором находились. Вой больше не повторялся — ответ Угара заставил замолчать хищника, и пес, понемногу успокоившись, вновь улегся на землю.
Простор и широта, открывшиеся нашим взорам, поражали… На мой, невысказанный вслух, вопрос, Ната ответила очень просто: