Возвращение к людям

Еще не веря в то, что все кончилось, я и Ната, держа луки наизготовку, осторожно подошли к краю обрыва. Там, далеко внизу, на острых камнях, в изобилии усеивающих берег быстрой горной речки, темнела недвижимая туша. Один из каменных выступов пробил зверя насквозь, и мы, даже с этой высоты, видели, как острые грани торчат из спины медведя. Угар, будучи более легким, мог долететь до воды, и бешеное течение Серпантинки уже перемалывало его останки, волоча по каменному дну… Я до боли стиснул зубы. Мой, самый первый, самый преданный друг погиб, спасая нашу жизнь! Тот, само существование которого, вернуло мне надежду, на то, что я не один остался в том великом кошмаре, произошедшим несколько месяцев назад! На глаза навернулись слезы. Ната, маленькая, смелая женщина обняла меня за плечи:

— Дар…

Я опустил голову, обессилено встал на колени и молча, с тоской, посмотрел ей в глаза.

— Он погиб?

Я кивнул. К нам, шатаясь, подошел Сова, поддерживаемый Зорькой и, пришедшей в себя, Элиной. Со стороны леса послышался дикий крик ужаса и боли — Шейла упала возле растерзанного тела Чаги…

— Он знал, что делает… Он всегда все понимал.

Я кивнул. Никто не нуждался в пояснениях. Пес увлек за собой разъяренное чудовище и, сознавая, что ни он, ни мы все не сможем ему противостоять, выбрал единственное правильное решение… Зверь не мог удержаться на крутом склоне, увлеченный погоней, он выскочил на осыпающуюся кромку и заскользил по ней, оставив хорошо заметный след когтей на камнях. Гладкая поверхность скалы не дала ему возможности зацепиться. Но, для того чтобы вывести его сюда, псу пришлось прыгнуть первым… Я ни на йоту не сомневался, что наш Угар сделал это сознательно. Все его поведение, в чем мы неоднократно могли убедиться за это время, подтверждало необыкновенно высокий разум собаки. Он пожертвовал собой…

На меня упали теплые капли. Ната, спрятав лицо, молча вздрагивала, прислонившись к моей спине. Элина, оставив тяжело усевшегося Сову — весь бок индейца представлял собой сплошной кровоподтек — встала возле нас с Натой. Она, сначала неуверенно, потом более решительно, прижала мою голову к своему животу, чисто по-женски, чувствуя, что мне необходимо успокоение от нахлынувшей, не связанной с физическими страданиями, боли. Она гладила меня по голове, как ребенка…

Шейла сидела на коленях подле останков Чаги. Она смотрела на них полубезумным взглядом, пальцы девушки словно закаменели, так сильно она сжала руку любимого… По сути, от мужчины, еще несколько минут назад весело перебрасывавшегося шутками с братом, ничего не осталось. Медведь не просто убил его — превратил в месиво из внутренностей, раздробленных костей и вывернутых конечностей. Голова Чаги держалась на лоскуте кожи, одна из ног валялась поодаль… Ната, и Элина с огромным трудом смогли отвести Шейлу прочь.

Останки Чаги сожгли. Сова, сам едва передвигавший ноги, сумел убедить окаменевшего от горя Чера в необходимости такого решения. Оставить его без погребения мы не могли, а закопанный в землю, он все равно стал бы пищей для трупоедов, способных учуять и достать добычу с любой глубины. Мы собрали поломанное оружие, частично мешки с плодами, и, не задерживаясь более ни на минуту, покинули страшную опушку. Ната, не по возрасту смелая и наиболее предусмотрительная из нас, не смотря на возражения, предприняла небольшую разведку, пока мы провожали погибшего в последний путь. Ее сообщение несколько утешило — следов, подобных тем, что остались после чудовища, не наблюдалось. Скорее всего, мы случайно забрели в вотчину этого зверя, а там, где царствовал один медведь, вряд ли мог находиться второй. Насколько я помнил, они не ходили стаями, в отличие от волков. Раны Совы, мои и Чера, женщины перевязали, предварительно смазав их мазью, заботливо приготовленной Зорькой.