Возвращение к себе

По крутым ступеням они спустились в ту потаенную оружейную, куда Тафлар водил Роберта перед поединком. Свет факела выхватывал из тьмы то один, то другой предмет. Тусклой патиной зеленел скифский акинак, покоящийся рядом с черным римским гладиусом; дзюльфакар кривил блестящую голомень, как змея, уснувшая до поры; буздыхан выставил смертоносные ребра. Булава ощетинилась десятком стальных шипов. А рядом - ощеренные зубы дракона - кинжалы: гиксоский, арабский, иранский, ахменидский… Роберт переходил от одного стола к другому, изредка прикасаясь к драгоценным клинкам и не замечая хозяина, остановившегося у самого дальнего стола.

- Рабан, иди сюда.

- А? Да. Сейчас. Вот тут… Я еще в прошлый раз хотел спросить, что здесь делает женский шарф? Разве, какая красавица придушила им своего любовника, а ты, в насмешку над человеческими слабостями, поместил его к оружию.

- Ты про румаль? Это и есть оружие. -?

- В Индии существует каста, душителей. Они убивают путников на дорогах, набрасывая им румаль на шею. Так велит их богиня Кали.

- А говорил, не бывает псеглавцев. Я такого убийцу в человеческом облике себе не представляю.

- Хочешь, подарю?

- Спаси Христос!

Роберт, наконец, оторвался от созерцания разложенных по столам сокровищ и двинулся к Тафлару. На высоких, покрытых пестрым шелком козлах, лежала бхелхета.

Уже за то, что Тафлар позволил ему попpoщаться с этим оружием, он будет благодарен ему до конца дней.

Благородный меч, оказавшись в руке, будто врос, впаялся в ладонь, стал продолжением руки. Но Роберт не стал его задерживать, положил на место, на прощание проведя пальцами по граненой голомени. Адьес!

- Я еще тогда заметил, что этот меч тебе понравился, - голос Тафлара звучал подозрительно торжественно. - Не обижай меня отказом, Рабан, прими его в дар, от спасенного тобой человека.

Аж, голова закружилась! Вот так просто? Забрать это звонкое чудо… Нет. Он не может.

- Не отказывайся, Рабан, не омрачай нашей дружбы.

- Мне нечего оставить тебе взамен. Деньги, как я понимаю, ты не возьмешь?

- Ты уже оставил.

- Что?

- Часть твоей души навсегда останется с нами.

Роберт непроизвольно шагнул вперед, и они обнялись. Два мира. Враги? Друзья?

Братья?

Али вернулся, когда совсем стемнело. В порту расторопный и смышленый юноша не сразу принялся исполнять приказание, сначала осмотрелся. У норманнского шнека действительно крутились какие-то по-европейски одетые личности со смутными лицами. Али несколько раз прошелся вдоль причала. Тут его и увидел знакомый купец, много раз бывавший в доме Тафлара. Договориться с ним о помощи оказалось очень просто: стоило только упомянуть имя абд Гасана. Али виновато посмотрел на господина, не превысил ли полномочий? Но тот только согласно кивнул.

Пробираться на подозрительную посудину юноше не пришлось. Капитана просто пригласили в лавку купца, а там, позванивая над ухом золотыми, вежливо попросили перевезти на Кипр - вы же все равно туда зайдете - одного человека. Рыжий детина с белесыми навыкате глазами взвесил кошелек в ладони, чуть задержал и положил обратно на стол.

- Сарацина не повезу. На Кипре свои порядки. Мне все равно кого возить, но не все равно, как меня встретят с таким грузом.

- Он - франк, - выговорил Али знакомые слова.

- Франк, говоришь? Не его ли дожидается галеас с дюжиной головорезов на борту?

- Мы не знаем, кого ждет венецианец… а если и не дождется, ты ведь не будешь в претензии? - дипломатично заметил купец и тонко улыбнулся.

Трудно сказать, что сыграло решающую роль: чистый, любезный сердцу каждого норманна звон серебра или возможность испортить настроение венецианцам, которые как лишай расползлись по всему миру. Порядочному торговцу ступить некуда!

- Мы отчаливаем на рассвете, только чуть разойдется тьма. - Решился капитан. - Пусть приходит в это время - и на корабль. Без звука. Я сам его встречу, Широченная поросшая рыжим волосом лапища сгребла деньги со стола.

Все уже было сказано, но как много осталось недоговорено, недоспорено. Теперь уже никогда…

- Нурджия целый день рыдает на женской половине.

- Мне жаль.

- Я отдал ее Абу Тахару. Он ведь таджик. Они одного народа. Абу несколько раз спрашивал о ней.

- Надеюсь, у него ей будет хорошо.

- Привыкнет.

- Передай ему привет от меня. Всю жизнь буду помнить.

- Он тебе тоже велел кланяться. Если бы ни очередные роды во дворце, сам бы пришел.

И уже перед рассветом, уже перед окончательным последним прощай:

- Рабан, я буду благодарен тебе пока жив. Ты открыл для меня иной мир, не измеримый нашими мерками. И, если случится нужда, знай, здесь тебе всегда будут рады.

- Прощай, Тафлар.

- Прощай, Рабан.

Уверенный боковой ветер, растрепал волосы. Кожа покрылась соленым налетом.