Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару

«Ох и поволновалась же я с этими клансменами, которые после второго акта вдруг забастовали, требуя плату в 10 центов вместо 5, а потом, как раз в тот момент, когда по пьесе меня должны были повесить, двоим из них срочно понадобилось в туалет, и зрителям пришлось сидеть и ждать их. И в результате именно та сцена, которая должна была заставить зал кричать от восторга, принесла мне наибольшее огорчение.

Когда моя мать вернулась домой, они вместе с отцом прочитали мне длинную нотацию об ответственности за посягательство на авторские права. И в течение нескольких лет я со страхом ожидала, что мистер Томас Диксон вчинит мне иск в суде на миллион долларов».

Но Юджин Митчелл не только резко отчитал дочь, но и отшлепал, чтобы, как потом объясняла Маргарет, «я никогда не забывала, что не должна брать то, что мне не принадлежит», и что «плагиат — это обычное воровство».

Свою репутацию знающего специалиста в области патентного права и сделок с недвижимостью Юджин Митчелл приобрел, защищая права своих клиентов именно в этих областях юриспруденции. А потому слово «плагиат» было совершенно новым для девочки, но всю свою дальнейшую жизнь она очень серьезно относилась ко всему, с ним связанному, считая, что не только ты сам не имеешь права на плагиат, но и не должен позволять другим заниматься чем-то подобным.

Литературная деятельность Маргарет, однако, не вызывала одобрения у ее матери, ибо Мейбелл с глубоким уважением относилась к достижениям науки и предпочитала вышиванию решение задач по тригонометрии. И потому пьесы и рассказы дочери она считала не более чем игрой ленивого ума, а время, отданное им, — потраченным впустую. Если девочка действительно хочет добиться в жизни чего-то стоящего, она должна заняться математикой, латинским и другими науками. Сама Мейбелл, с благоговением следившая за деятельностью мадам Кюри, не могла простить себе, что не пошла в свое время в колледж и не реализовала мечты юности стать ученым. Что до самой Маргарет, то она прекрасно знала, какие надежды возлагает на нее мать, и отчаянно старалась добиться ее одобрения. И потому, несмотря на явное удовольствие, получаемое ею от сочинительства, кто бы и когда бы ни спросил ее, кем она будет, когда вырастет, Маргарет всегда отвечала: «Врачом».

Эта замечательная цель несколько смягчала недовольство Мейбелл тем, как небрежно относилась дочь к католической церкви. Девочка никогда не ходила к мессе и читала молитвы только под нажимом родителей. Мейбелл относила этот грех на счет «научного склада ума» своей дочери, и, когда Маргарет исполнилось 11 лет, мать часто говорила с ней о том великом будущем, которое могло бы ее ожидать, стань она одной из немногих американских женщин-физиков.

И все же присутствовала некоторая отчужденность в отношениях матери и дочери. Маргарет была такой скрытной натурой, что однажды в порыве раздражения Мейбелл заявила, что дочь напоминает ей дядю своего отца: тот готов был прошагать милю в противоположном направлении, лишь бы только соседи не поняли, куда он на самом деле направился.

Джексон-хилл, район, в котором жила семья Митчелл, всегда считался пригородным. Это был район, где жили представители солидного среднего класса, но он никогда не имел ни такой известности, ни престижа, как, к примеру, Персиковая улица. А поскольку в 1911 году Юджин Митчелл уже был президентом городской ассоциации адвокатов и Совета по образованию, то есть человеком, в городе весьма известным, то ему ничего не оставалось, как переселиться с семьей в более престижный район. Мейбелл, всегда стремившаяся к тому, чтобы у семьи было все самое лучшее, согласилась на переезд, и был куплен участок земли в центре одного из лучших кварталов Персиковой улицы. В связи с приближающимся переездом Юджин сменил детских пони на более крупную лошадь, чистокровного жеребца по кличке Буцефал — в честь знаменитой лошади Александра Македонского. Маргарет была в восторге: верховая езда по-прежнему оставалась ее любимым развлечением. Ей потребовалось немного времени, чтобы научиться обращаться с огромной черной лошадью, после чего она могла просто наслаждаться быстрой ездой. И если у Стефенса интереса к верховой езде уже почти не осталось, то Маргарет, особенно в течение нескольких первых недель, каждый день часами не слезала с Буцефала, гоняя его вверх и вниз по холмам, крича и гикая, устремляясь в галоп сразу, как только дом оставался позади. Она все еще была так мала ростом, что, даже сидя в седле очень прямо, казалась до смешного крошечной верхом на огромной лошади.