Возвращение к Скарлетт. Дорога в Тару

«Я бросил все и перечитал первую главу, и мне доставляет удовольствие сообщить вам, сколь превосходна она, на мой взгляд. Я думаю, вам следовало бы на время забыть об этой главе: с ней все в полном порядке. С середины третьей страницы и до конца интерес не спадает ни на минуту. Первые две страницы необходимы, чтобы описать место действия и ввести героев.

Мне кажется, вы многое сделали на этих страницах, и я не вижу здесь ничего неловкого или дилетантского. Они, как мне кажется, хорошо написаны и органичны.

Чтение этой главы вновь взволновало меня, вызвав те же чувства, что и книга в целом — восхищение вашим стилем, мастерством в изображении героев, той человечностью, которая преобладает в ней. И я бесконечно рад, что наше издательство получило привилегию опубликовать этот роман. Я знаю, что мы хорошо справимся с этим делом».

Он попросил ее продолжить работу над оставшимися главами и посоветовал не думать пока о первой, как если бы книга начиналась не с этих двух злополучных страниц. Таким образом, Пегги и после его письма была так же расстроена и сбита с толку, как и прежде.

В это же время появилась и другая серьезная проблема. В течение нескольких месяцев книга имела название «Завтра будет другой день», поскольку решили, что предыдущее — «Другой день» — не годится. И вдруг Ален Тейлор, старинный друг Пегги, готовивший для «Атланта Джорнэл» литературное обозрение, узнал, что недавно вышла книга с точно таким же названием, и почти одновременно пришло предупреждение об этом от Лу. Какое-то время Пегги обдумывала разные варианты — «Завтра и завтра», «Всегда есть завтра», «Завтра будет прекрасным», «Завтра утром» — и отсылала их в Нью-Йорк Лу Коул для одобрения.

Но вот в конце октября Пегги, наконец, пишет Лэтему, что все больше склоняется к названию «Унесенные ветром», поскольку эта фраза, взятая вне контекста, означает движение и может быть отнесена и ко временам, «прошедшим как прошлогодний снег, и к вещам, пропавшим в пламени войны, и к людям, для которых идти по ветру предпочтительнее, чем противостоять ему».

Лэтему название понравилось, да и новое имя для главной героини, предложенное Пегги — Скарлетт, — показалось ему удачным. Оба эти вопроса он обещал немедленно уладить на редакционном совете. Однако было уже 4 ноября, а название книги все еще оставалось под вопросом и главная героиня продолжала именоваться Пэнси.

Лу была резко против имени «Скарлетт», объясняя это тем, что «кто-нибудь сможет сказать, что оно звучит как фраза из «Домоводства» («скарлетт» — алая, скарлатина). Пегги, однако, вставила имя в рукопись. «“Алые”, бывшие предками О’Хара, сражались вместе с ирландскими добровольцами за свободу. Ирландии и в награду за это были казнены впоследствии».

В какой-то момент Пегги даже предложила дать героине собственное имя или же назвать ее Нэнси, но оба варианта были отвергнуты, потому что какие-нибудь реальные Пегги или Нэнси О’Хара, конечно же, существовали в жизни. И лишь накануне Дня благодарения Скарлетт О’Хара была, наконец, официально крещена. А для Пегги это означало необходимость вновь пройтись по всей рукописи, чтобы всюду заменить старое имя новым. Тогда же было окончательно согласовано и название самой книги. Пегги взяла его из поэмы Эрнеста Даусона «Чинара» — это была первая строка третьей строфы:

Я многое забыл, Чинара!
Унесенный ветром…

Пегги набрела на эту строку, когда, отчаянно пытаясь найти хоть что-нибудь подходящее, просматривала Библию и все свои томики стихов. И вот ирония судьбы! Эту фразу Пегги придумала сначала сама, использовав ее в той сцене, где описываются чувства Скарлетт после пожара Атланты, когда она во что бы то ни стало пыталась попасть домой, в Тару: «А существует ли еще на свете Тара? Или ее тоже смело этим ураганом, пронесшимся над Джорджией?»

Приступая к окончательной отделке рукописи после подписания контракта с «Макмилланом», Пегги не могла себе даже представить, какой объем работы ее ожидает, а к концу года напряжение еще больше возросло. «Макмиллан» предложил ей воспользоваться услугами секретаря — молодой женщины по имени Маргарет Бох, работавшей в атлантском филиале издательства, и на сей раз Пегги приняла предложение. Джону удалось вновь получить месячный отпуск в своей компании, а его секретарша Рода Уильямс взяла на себя ужасно трудную задачу — печатать окончательный вариант рукописи, которую к этому времени стало почти невозможно прочитать.

Хотя Пегги нельзя было отнести к числу неуравновешенных натур, задача, стоявшая перед ней — сделать рукопись пригодной для публикации, — временами казалась ей просто невыполнимой. По существу, вся книга целиком была переписана ею заново, за исключением коротких исторических вставок и связок в тех местах, где у нее прерывался ход событий и повествование оставалось в подвешенном состоянии.