Возвращение к Высоцкому

Позже Люся говорила, что неудачи в Володиной актерской судьбе тогда в большой степени становились стимулом для создания песен. Потребность в реализации была огромная, но она не находила выхода ни на сцене, ни в кино. В песнях же он выкладывался и как автор, и как актер. Он создавал и проигрывал свои маленькие моноспектакли, и мы часто были первыми зрителями и слушателями. Многие фразы из его песен входили в нашу жизнь, повторялись при каждом удобном случае. Особенно любили мы цитировать «Письмо на сельхозвыставку» и «Ответ». Я и сейчас считаю, что это одни из самых лучших юмористических песен Высоцкого.

Тогда, в начале шестидесятых, авторская песня, едва зародившись, быстро расцвела, радуя своих приверженцев и почитателей и раздражая чиновников от искусства, обывателей, воспитанных на бодреньких маршах и песнях о Сталине. Мы (я имею в виду мое поколение) были без ума от песен Окуджавы. Однажды удалось попасть на его концерт — слушали как зачарованные. Это было настоящее откровение. Песни его запоминали на слух, переписывали на листочки — магнитофоны были редкостью. Галича знали мало, а то, что знали, не всегда нравилось. Видимо, из-за свойственной молодости ограниченности не могли оценить по-настоящему глубину его творчества, силу гражданской позиции…

Высоцкий был моложе «родоначальников» авторской песни, как бард он сложился позже, но для нас он был свой, доступный, его песни входили в нашу жизнь естественно, органично, занимали в ней существенное место. И оценивали мы их тогда очень субъективно, в первую очередь через отношение к самому Володе, находясь под сильным впечатлением от его человеческого обаяния и яркого темперамента.

Для Люси все, что касалось Володи — его песни, его трудности в театре (несколько раз выгоняли из Пушкинского!), многочисленные поездки с концертными бригадами ради заработка, переживания, связанные с приглашениями сниматься в кино и следовавшими за этим отказами по трудно объяснимым причинам, — все становилось главным содержанием жизни. В 1962 году у них родился Аркаша, еще через два года — Никита. Володю забота о детях, в общем-то, не обременила, хотя он и радовался их появлению, и любил их, и думал о них, и всегда, повсюду возил с собой их фотографии. Но его жизнь, собственная, творческая, мало изменилась после рождения детей. Он был так же свободен, так же уезжал на съемки, на концерты, на гастроли. Люся с самого начала все заботы о детях взяла на себя, и Володя был благодарен ей за это. Вообще — я очень хорошо это помню — он всегда с гордостью говорил о своей жене, ценил ее остроумие, образованность, знание русской поэзии, к которой по-настоящему приобщила его именно Люся. Она читала ему Гумилева, Ахматову, Цветаеву, Мандельштама, они размышляли вместе о Булгакове и Льве Толстом, о Рерихе и Дали…

Володя часто сочинял по ночам и каждую песню обязательно пропевал, проигрывал Люсе. Он ценил ее мнение, советы, дорожил ее оценкой. А Люся беззаветно, безоглядно помогала ему, вкладывая в это свой ум, талант, знания, вкус. Ей почти всегда все нравилось. И хотя ранние Володины песни, с точки зрения поэтической, далеки от совершенства, даже в них Люся выделяла яркие, неожиданные, удачные образы и обороты, восхищалась этими удачами, о недостатках говорила тактично, чтобы, не дай Бог, не задеть самолюбие, не обидеть. И хвалила, не жалея чувств и слов, потому что считала, что человеку творческому совершенно необходимо, чтобы его хвалили, чтобы то, что он делает, восхищало окружающих, особенно тогда, когда так трудно все дается, когда не снимают, не публикуют, пластинок не выпускают. И я думаю, такая вера в Володин талант, в неминуемый успех, которая была у Люси и которую она внушала ему, очень помогла ему в те трудные годы, помогла в итоге стать тем Высоцким, которого узнал весь мир.

Мне кажется, она видела в его песнях даже больше, чем сам Володя, — она находила в них и глубину, и образность, и подтекст и незаметно, ненавязчиво подталкивала его к тому, чтобы он писал лучше, точнее, поэтичнее. Это — мое мнение. Люся всегда считала, что Володя все создает сам, что никто ему не нужен — ни редактор, ни соавтор, ни советчик, и отрицала какое бы то ни было свое участие в его творчестве. Но со стороны-то виднее, особенно когда все это происходит у тебя на глазах. Я хорошо помню Володины интонации, когда он полушутливо-полусерьезно говорил: «Правда, Люся?» или: «Правда, Люсечка?» В те годы очень многие Володины друзья, так же, как и он, восхищались его женой и, конечно, видели, какое влияние оказывает она на самого Володю, на его творчество, и говорили об этом. Теперь почему-то все об этом забыли или делают вид, что забыли…