Возвращение к жизни

— Выдумала? Ты уверен?! Да, мне много чего пришлось выдумать в свое время, но только не это. Твой отец заставлял меня сочинять легенды. Когда мы болтались с ним по окрестным озерам, он научил меня всему, что я знаю.

— Лжете, Флора. Вы принимаете желаемое за действительное. — Старший брат пытался опровергнуть версию экономки.

— Ты ничего об этом не знаешь, Дэви Маквей. Он бы женился на мне, если бы не твой дед. Я могла бы быть и твоей матерью.

— Боже упаси!!

Зубы Флоры Клеверли крепко сжались, но она продолжила свою страшную исповедь:

— Ты говоришь «Боже упаси!» Ну что же, позволь и мне сказать: я оказалась бы лучшей матерью, чем родившая тебя женщина, потому что она была недоразумением, жалкой размазней. Когда я его вынашивала, — Флора показала большим пальцем на Роя, — я сказала глупышке, что это проделки твоего отца, и она мне поверила. Она знала, что он бегал на сторону, но никогда не обращала внимания на его блудливость. В это время она сама была беременна и взяла меня с собой в Испанию — в тот самый дом на побережье, где проводила свой медовый месяц. Она там и осталась, не позволив распутнику быть рядом с ней. Твой отец заставил меня страдать, но я с Божьей помощью ему отомстила. Мои и твоей матери роды разделило всего три дня. Ее ребенок через несколько дней умер, и она умерла вместе с ним. Я сказала, что мой ребенок — это ее, вот он. — Флора еще раз показала на Роя. — Это было нетрудно: старая акушерка и пьяный врач не понимали по-английски и дюжины слов.

— Вы — исчадие ада! — воскликнул Дэви. — Придушил бы вас без всякого сожаления. А что касается моего отца, то он бы и смотреть в вашу сторону не стал, и вы это прекрасно знаете.

— А что можешь знать обо всем этом ты? — Она свирепо смотрела на разъяренного Дэви. — Ты в это время еще пешком под стол ходил, а родной отец норовил спихнуть сыночка к твоей бабке.

— Да, я, может быть, не знаю всех подробностей своего рождения и раннего детства. Но есть и тот, кто знает — Тэлбот. Он знает всю вашу подноготную, Флора Клеверли. И знает, что думал мой отец о вас. Возможно, у него и были любовницы, но будь я трижды проклят — вы не были одной из них. Он ненавидел вас, мадам. Он терпел вас только потому, что вы вели хозяйство в доме и… — Дэви посмотрел на Роя, — …и присматривали за ним. И только из-за Роя и того хорошего, что вы для него сделали, я был вынужден терпеть вас все эти годы, но теперь, слава богу, кошмар закончился. Соблаговолите подняться наверх, соберите все, что принадлежит лично вам, а затем убирайтесь из этого дома. — Отповедь Маквея-старшего прозвучала как приговор.

Я заметила, что морщины на костлявом лице Флоры Клеверли задвигались, как иногда колышется зыбучий песок под ветром; на мгновение у меня сжалось сердце. Но мое сострадание сразу же улетучилось при виде хищного оскала, перекосившего лицо и рот женщины; она походила на готовую к броску пантеру, подкараулившую свою жертву.

— Ты убираешь последнюю подпорку, на которой хоть как-то держался этот дом, — угрожала взбесившаяся экономка. — Все, к чему бы ты ни прикоснулся ранее, развалилось и превратилось в труху — я тому свидетель! И теперь ты больше никогда не выкарабкаешься. Твоя земля продана, дом — заложен, а сам ты не способен заработать и пенни. Ну что же, я уйду, но, в отличие от тебя, у меня есть деньги. Я обоснуюсь неподалеку и понаслаждаюсь тем, как ты обанкротишься и погибнешь.

Дэви Маквей отлично владел собой. Он ничего не ответил на оскорбительные выпады Флоры Клеверли. Тем временем новоявленная мать, взглянув с выражением собственника на Роя, бросила ему:

— Пойдем отсюда!

Рой покачал головой и зажмурил глаза. Вдруг он повернулся и посмотрел на человека, которого всегда считал своим братом. Дэви Маквей также взглянул на Роя, и я увидела, сколько тепла и нежности было в этом взгляде. Дэви искренне сопереживал трагедии младшего брата. Не надо было быть психологом, чтобы заметить: Дэви Маквей относился к Рою с некоторой долей снисходительного презрения; но сейчас он смотрел на него с тоскливым отчаянием, словно исчезновение кровных уз лишило его неотъемлемой частицы души. То же чувствовал и Рой.

Когда Флора Клеверли произнесла его имя, окончательно протрезвевший, хотя и ошеломленный Рой отчетливо произнес:

— Я не могу уйти с вами.

— Рой! — приказывала Флора.

— Бесполезно! Повторяю, я не могу уйти с вами.

— Я твоя мать, неблагодарный!

— Но я не виноват в случившемся. Меня… Я никогда не смогу принять вас как… свою родную мать.

— Боже! Я любила тебя как сына!

Голова Роя упала на грудь.

— Куда же ты приткнешься, безвольный пьянчужка? Ты же не сможешь остаться в поместье. Тебе здесь ничего не принадлежит. — «Матушка» перешла в наступление.

— Вы в этом уверены? — Рой поднял глаза и страхом взглянул на Флору Клеверли.