Читаем Возвращение к звездам: фантастика и эвология полностью

С незапамятных времен структура Ойкумены, мира Обитаемого, который Дж. Толкин называет Ардой, определялась так называемыми вековыми конфликтами. Следуя романтическому, эпическому, а в конце концов христианскому западному мироощущению, мы вправе назвать их Представлениями одного вечного конфликта между добром и злом. У Толкина зло персонифицируется в образах Мелькора и Саурона и их присных, в государствах-крепостях Утумно, Ангбад, Мордор. У нас в Текущей Реальности на эту роль претендовали (за последние две сотни лет) наполеоновская Франция, николаевская Россия, кайзеровская, а затем гитлеровская Германия, наконец, Советский Союз.

Как и писал Толкин, победы всякий раз оказывались поразительно бесплодными и на смену одному Черному Властелину чуть раньше или чуть позже с неизбежностью вырастал другой, еще более черный. Его давили за умеренную цену от одного до пятидесяти миллионов человеческих жизней, и все опять начиналось сначала, так что создавалось впечатление, что кто-то очень заинтересован в вечном круговороте «падений, побед, неизбежных прозрений».

Книга Толкина с этой точки зрения — продукт своей, западной (англо-саксонской) культуры.

И — ирония истории — текст создавался больше двадцати пяти лет. Практически, он был начат еще в Первую Мировую войну, а закончен, когда ушла в прошлое Вторая и на роль Мирового зла вместо побежденной и повергнутой Германии была единогласно избрана страна Советов.

Само собой разумеется, Толкин создавал эпос. Эпос из другого Отражения, и уже поэтому проводить аналогии между событиями Текущей Реальности и текстами Профессора нельзя. Но ведь проводили же! Почему-то чаще всего со Второй Мировой войной, хотя если Толкин и имел в виду какие-то осмысленные намеки на исторические события, то это, конечно, были события той войны, в которой он сам участвовал. В результате христианское содержание толкинского эпоса, посвященного борьбе со злом абстрактным и вечным, вольно или невольно претворилось в сознании тех ста миллионов или что-то около этой цифры читателей в содержание политическое, направленное против конкретного зла, персонифицированного в образе Гитлера или безличного великого вождя и учителя. А это означает, что книга Дж. Толкина, вопреки воле создателя, стала оружием в идеологической борьбе.

В результате наше восприятие «Властелина Колец» не могло не измениться. В 1985 году мы читали текст глазами если не самого Белого Совета, то, во всяком случае, людей, сочувствующих ему. Ныне же гораздо ближе нам «взгляд из Мордора», павшего, разрушенного, обесчещенного государства. И волей-неволей мы считаем толкинский эпос историографией победителей.

Январь 2002 года

Сто пудов, так все и было, и случится еще не раз. Взрослые, они как дети: откроют Закон и любуются, а по нему выходит, что раз от разу все более трудно выиграть. Все знакомые у нас тоже такие, как мама с папой, с ними весело, они как дети, только умные дети: читают Гарри Поттера, Толкинский «кирпич», Желязны, Винджа и Симмонса, Эко и Павича, ходят на «Звездные войны» и запростяк целыми днями обсуждают все это. Пашка говорит, что это поколение так и не выросло, осталось подростками: они — фантазеры, умники и затейники, они азартные и радостные, как школьники, первый раз поставившие опыт по химии. Они учат нас изобретать, а мы идем курить. Про них говорят, «они сохранили юношескую креативность», еще у них есть честь, как у мушкетеров, это когда чего-то не хочется, но ты почему-то должен. Это нам совсем не подходит. Мы хотим купить на то, что есть, а долги отдать. Если моих родителей допустить, то они вмешаются в эволюцию и сыграют с ней партию в бридж. Когда нужно отвечать за что-то, они страдают и нервничают, перекладывают нервы друг на друга, и честь при этом ни при чем. Они даже деньги зарабатывают — и немалые, но смотрят на них, как на чудо, и исчезают эти деньги, конечно, потому, что куда, мол, откладывать — мир переменчив. А есть-таки папы, которые сели в кресла и стали важными, но как выпьют — нет-нет да и начинают играть в электрические паровозики, игры компьютерные или жен друг у друга сманивать. В открытую. У нас во дворе, если люди определились в пару, никто им не мешает. Разойтись сами могут — тогда и разбирайте, кому кого. Осенью у нас на скамейках под липами — Мордор, а весной, так там же и Лориэн. Все от солнца зависит и от длины дня.

Письмо третье. Из 1987 в 1998 год

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах
Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

Представленная книга является хрестоматией к курсу «История новой ивритской литературы» для русскоязычных студентов. Она содержит переводы произведений, написанных на иврите, которые, как правило, следуют в соответствии с хронологией их выхода в свет. Небольшая часть произведений печатается также на языке подлинника, чтобы дать возможность тем, кто изучает иврит, почувствовать их первоначальное обаяние. Это позволяет использовать книгу и в рамках преподавания иврита продвинутым учащимся.Художественные произведения и статьи сопровождаются пояснениями слов и понятий, которые могут оказаться неизвестными русскоязычному читателю. В конце книги особо объясняются исторические реалии еврейской жизни и культуры, упоминаемые в произведениях более одного раза. Там же помещены именной указатель и библиография русских переводов ивритской художественной литературы.

Авраам Шлионский , Амир Гильбоа , Михаил Наумович Лазарев , Ури Цви Гринберг , Шмуэль-Йосеф Агнон

Языкознание, иностранные языки
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии