Затея с прогрессорством была не «эффектным ходом», как пишет Николай Юрьевич, а скорее попыткой справиться с проблемой заведомой семиотической неадекватности. Создавая себе «рабочее место» на Гиганде, находящейся где-то около современного земного уровня развития, я в меру своих способностей конструировал языковой и знаковый «мост» между XXIII и XX веками. Иными словами, я мог понять, как должен реагировать на исторические романы Стругацких историк-прогрессор, личная и профессиональная жизнь которого завязана на реалии почти синхроничной нам Гиганды. Но я не имел ни малейшего представления, что взволновало бы в этих романах историка-исследователя, не покидавшего пределов метрополии — Коммунистической Земли XXIII столетия. Для меня-здешнего метрополия слишком сложна. Сложна настолько, что я не только не могу выработать к ней правильного эмоционального отношения, но и не способен найти для ее конструктов адекватного языкового описания. Достаточно очевидно, что структура текстов в мире реализованных П-абстракций эмулирована моим мышлением быть не может…
Понятно, что при всем желании (а такого желания у меня-здешнего, кстати, и не было) я — «прогрессор» не должен был остаться равнодушным к инициированным «Жуком в муравейнике» дискуссиям на тему о допустимости/ недопустимости прогрессорства. В это время (весна 1996 г.) очередное обсуждение данной темы лениво прокручивалось в сети Фидо. Собственно, ряд цитат, использованных в статье, был взят непосредственно из Сети.
Битва была знатная: сроки, как всегда, поджимали, художники жужжали, что Стругацких в таком темпе иллюстрировать не дело. Андрей Карапетян регулярно запрашивал полгода на продумывание какого-нибудь шмуцтитула…
…Обложки бы ободрать, да иллюстрации эти собачьи повытаскивать, да руки бы все ихние поганые пообломать бы тем, кто рисует, а пуще тем, кто платит за такое…
…Яна Ашмарина тоже ругалась и стоически закрывала телом и упорством все вскрывающиеся амбразуры. Лев Яковлевич Рубинштейн ухитрился попасть в больницу, но работу сдал вовремя. Борис Стругацкий бывало на недельку откладывал встречи с редактором Филипповым. А у комментатора Переслегина постоянно терялась связь с реальным временем — что и не мудрено! XXIII век все- таки! — и возникала проблема со счетом: 4,5,3,2 и только под занавес 1. В этом порядке готовились тома. Так сложилось, что трилогия о Максиме Каммерере оказалась практически готовой с текстологической точки зрения.
Статья в значительной степени определила тональность всех последующих работ. Я понял, что хочу и могу интерпретировать историю
в духе позднего Киплинга.Предисловие к четвертому тому, единственное, было чуть сокращено. Ютанов выкинул длинную ссылку, посвященную особенностям науки на Саракше. Воспользуюсь случаем…
«Приходится читать много ерунды о развитии физики на Саракше. Многие убеждены, что там не известен Закон всемирного тяготения, а траектории ракет рассчитываются через теорию импетуса. На самом деле законы механики, оптики и электромагнетизма для миров, связанных комформным отображением, совпадают. (При таком отображении прямые переходят в дуги окружностей; жители Саракша считают, что свет распространяется по дуге. Бесконечно удаленная область попадает в центр окружности, который, следовательно, принципиально недостижим. Поэтому мысль отправить самолет или ракету «напрямик» через центр мира является для жителя Саракша абсурдной — по мере приближения к центру ракета за одинаковые промежутки времени будет преодолевать все меньшее и меньшее расстояние, так что в рамках физики Саракша такое путешествие займет бесконечное время.) Принцип эквивалентности гравитации и инерции известен на Саракше, соответственно известна и теория гравитации Эйнштейна. Ньютоновское квазиклассическое приближение нормально выполняется. Противоречие с теоремой Гаусса (согласно которой гравитационное поле в замкнутой полости строго равно нулю) снимается введением исчезающе малой добавки к закону всемирного тяготения».
…попробовала нарисовать свое настроение…