– Да ерунда всякая: добрый день, что могу предложить? выпить, покушать? присаживайтесь, пожалуйста, сейчас обслужим…
– А он?
– А он уже, оказывается, здорово выпивши был! Не то чтобы в хлам, но порядком.
Виноградов старательно слушал, пытаясь не переспрашивать.
– Я ему в уголке место показал, там как раз освободилось. Принес, чего просил… – Бармен вытащил из брючного кармана потрепанную записную книжку, листнул ее и, найдя нужное, поучительно поднял вверх указательный палец: – Вот ведь что интересно! Заказал самую дорогую пиццу, салат из кальмаров, тоже самый дорогой, – и коньяк французский!
– Тоже самый дорогой? – не удержался Виноградов.
– Да!
– Вы посоветовали? – понимающе кивнул оперативник. По-человечески это было вполне понятно – грех не раскрутить пьяного, в этом весь смысл кабацкой стратегии.
– Нет! – торжествующе разочаровал его хозяин заведения. – Сам попросил… Сомневаетесь?
– Ну-у…
– Я тоже засомневался. Поэтому вежливенько так объяснил, что у нас такой порядок, что сначала оплата, потом уже…
– Он заплатил?
– Без звука!
– Долларами?
– Почему? Рублями… – Владимиру Александровичу показалось, что недоумение собеседника искреннее. – Сдачу не взял!
– А доллары вы у него видели?
– Да я вообще сомневался, что у него деньги есть!
– Почему?
– Вид был не такой, я же говорю… Не наш клиент, скорее для пельменной какой-нибудь или столовки: костюмчик барахольный, галстучек. Сумка из дерьматина!
Последнее слово бармен выговорил с наслаждением, отдавая предпочтение смыслу перед грамматикой.
– Сумка?
– Ну да… Через плечо, на ремешке.
– Точно? Опишите ее: цвет, размеры… – Это было несколько неожиданно, но, оторвавшись от писанины, Виноградов на всякий случай пояснил: – Это для опознания надо, чтоб родственникам вернуть.
– А чего описывать? Такая черная, с кармашком. На молнии.
– Что внутри? Может, он открывал при вас, нет?
– Нет. На пол поставил, по-моему…
Насколько помнил Владимир Александрович, никакие сумки с места преступления не изымались. Противореча сам себе, он все-таки поинтересовался:
– А из ваших никто ее прибрать не мог? Под шумок?
– Не-ет, я лично прибирал тут все. Никого же не оставалось… Что, пропала?
– Есть проблемы, – уклонился Виноградов.
– Ценное что-то?
– Вряд ли!
– И я не думаю… – пожал плечами свидетель. – Еще кофе?
– Достаточно. Скажите, я мог бы забрать ваш блокнот?
– Зачем?
– Ну, все-таки определимся с количеством посетителей, кто что заказывал…
– Это ничего не даст! – Собеседник помешкал и, не выпуская из рук, продемонстрировал Виноградову несколько страниц. Они были вкривь и вкось испещрены значками, столбиками цифр, кое-где записи наползали одна на другую, исполненные разными чернилами и, очевидно, в разное время. – Сугубо личные пометки, к тому же не всегда… объективные. Вы понимаете?
Владимир Александрович понимал. Вполне естественная ситуация: если проводить официально все заказы – на налогах разоришься. К тому же, видимо, цены на выпивку и закуску, а также итоговые суммы, предъявляемые клиентам, вовсе не безупречно совпадают с выставленными на стойке табличками.
– Жаль! Ладно…
– Спасибо. Не хотелось бы ненужных вопросов, я и так готов помочь по мере сил.
– Саша, давайте попробуем определиться со свидетельской базой. Из работников кого можно допросить еще? Швейцар – как он?
– С утра отзвонился, выпустили из больницы. Прислать?
– Да нет, не к спеху. Созвонюсь, приглашу… Телефон домашний имеется?
– Конечно! – Бармен выписал нужный номер на листке, спешно вырванном из злополучного блокнота: – Это приятель тестя, дядя Федя… Федор Федорович.
– Смотрю, почти семейный подряд?
– Время такое, только своим доверять можно. Да и то не всегда! – с чувством констатировал свидетель.
– Больше никого из работников не допросить?
– Нет. Жены, слава Богу, не было, уборщица еще тогда не пришла, попозже появляется…
– А посетители?
– Посети-ители? – Собеседник напрягся, и было заметно, что ему хочется как-то отблагодарить Виноградова за отсутствие излишнего любопытства относительно двойной кабацкой бухгалтерии: – Значит, Пушкин был из постоянных…
– Фамилия? – взялся за «паркер» Владимир Александрович.
– Нет, прозвище! Ходит тут, стихи читает – для развлечения публики. Ему, кстати, тоже перепало вчера, но готов спорить – появится, не сегодня, так завтра…
– Есть его данные?
– Нет! Живет где-то у метро, в коммуналке. Жена то ли ушла, то ли померла… не знаю. У него ведь что ни пьянка – то новая история любви. С учетом зрительского вкуса…
– А больше никого?
– Честно говоря, не запомнил. Извините! Но завсегдатаи обычно попозже появляются, я говорил уже.
– Дадите знать, когда этот ваш Пушкин объявится?
– Запросто. Куда звонить?
Виноградов порылся в бумажнике и протянул хозяину визитную карточку:
– Здесь прямой телефон и дежурка.
– Ого!
Владимира Александровича давно уже перестала удивлять реакция собеседников на протянутый им глянцевый прямоугольник с милицейскими реквизитами. Сам он первую визитку завел еще в девяностом, чуть ли не первым в главке, в основном из соображений пижонства, но со временем уже не представлял себе делового общения без подобной мелочи.