Но мужчина уже терялся в толпе, унося с собой самое вкусное в мире мороженое и непоруганную холостяцкую свободу. Казалось, под подошвами его фирменных кроссовок жалобно крошатся трепетные осколки незамысловатого девичьего счастья.
– Коз-злы… – собирательно высказалась продавщица вслед, и выцветшая за лето бахрома рекламного зонтика над ее лотком печально зашевелилась, выражая согласие.
– Девушка-а…
– Чего?
– Мне стаканчик один.
– Вафельный?
– А какие есть?
– Все написано! Вон, перед носом… Очки купите, если неграмотный.
– Как не стыдно! Такая красивая…
– Сами вы…
Это не она грубила – это выпирала, рвалась наружу извечная женская ненависть к не оправдавшему надежд самцу.
– Обзорная экскурсия по городу! Музей восковых фигур, Спасо-Преображенский собор – главный собор российской гвардии… – надрывался неподалеку от подземного перехода простуженный и хриплый зазывала. – Продолжительность экскурсии…
Продавщице захотелось запустить в мегафон пломбиром.
– …и умеренные цены! Комфортабельный «икарус» уже ждет вас напротив исторического здания Государственной Думы. Прошу, господа!
Зазывала прокашлялся, сплюнул и завелся по новой:
– Обзорная экскурсия по городу…
А недавний нарушитель девичьего покоя тем временем уже миновал ряженую прислугу Гранд-отеля. Седой суворовский хохолок и щуплую фигурку шефа он приметил издали, но махать руками и голосить не стал.
Он вообще не любил суетиться.
– Добрый день!
– Здравствуй…
Пустых скамеек было несколько, но шеф выбрал ту, что справа:
– Садись.
– Я не опоздал? – мужчина и так знал, что прибыл вовремя, но этикет требовалось соблюсти.
– Все в порядке.
Костюмчик на старике был министерский, пошитый на совесть. Галстук, рубашечка… все как у людей. Привычный трехцветный флажок на лацкане отсутствовал – вот и вся, пожалуй, дань конспирации.
– Слушаю. Зачем звонил?
– Есть некоторые обстоятельства…
– Докладывай!
Мужчина заговорил – четко, заранее обдуманными фразами. Коротко, но так, чтобы профессионалу не пришлось переспрашивать.
– Предложения?
– Возможны, по-моему, следующие варианты…
Они побеседовали еще минут десять. Старик в основном кивал, бережливо расходуя реплики, и со стороны это напоминало экзамен, принимаемый академиком у любимого аспиранта.
– Хорошо. Попробуй… Это все?
– Нужны деньги. В пределах сметы.
– Хм-м… – Старик отвел глаза от толпы скандинавов, рванувших из музейных ворот к родным автобусам. Чувствовалось, что все они безумно рады окончанию обязательной программы и готовы теперь к вольным упражнениям в магазинах и валютных барах.
– Какая все-таки бездуховность! А у нас, смотри – цветы… Идут люди к Пушкину.
Действительно, у бронзовых ног поэта алели тюльпаны.
– Ты-то сам стихи любишь?
– Да, в общем-то… – пожал плечами мужчина. – Так что насчет денег?
С возрастом шеф становился скуповат. Он и раньше был очень аккуратен в тратах, получить с него лишнюю сотню на оперрасходы и в лучшие времена считалось исключительной удачей, но теперь… Впрочем, что за великий человек без маленьких слабостей?
– Что ж поделаешь… Возьми там, сколько нужно. Потом отчитаешься.
– Есть!
– Только не усердствуй. Знаю я вас… Все! Пошел. – Старик неожиданно легко поднялся, придержав за плечо готового тоже встать мужчину:
– Сиди! Посмотри на Александра Сергеевича, о вечном поразмысли…
Размеренной походкой не слишком занятого человека шеф направился к припаркованной в тени Малого оперного «Волге». Внимательный водитель уже поворачивал ключ зажигания, косясь на хлопнувшую дверь машины сопровождения.
«Старичок… Старичок-боровичок! – подумал, глядя вслед, мужчина. – Старикашечка… Страшненький такой старикашечка, опасненький».
На фоне Пушкина, как водится, снималось очередное не обремененное избыточным знанием семейство.
По идее, беляши следовало бы разогреть. Покупая их неподалеку от дома, Виноградов так и собирался поступить, но вода для бульона все не закипала – и в процессе метаний между ванной, балконом и холодильником Владимир Александрович как-то незаметно съел их.
Второе блюдо теперь на обед не планировалось…
Зато имели место: морщинистый помидор, немного лука, половина батона. В перспективе можно было заварить чаю, и даже с сахаром, но это потом, по обстановке.
Виноградов еще раз посмотрел в кастрюльку, вздохнул и поставил крышку на место. Сбегал в ванную, завернул кран и убедился, что свежая пресса находится там, где положено: рядом с раковиной.
Зазвонил телефон.
– Слушаю, Виноградов.
– Эго ты, Саныч?
– Нет. Это не я…
– А кто же? – искренне удивился собеседник. С чувством юмора у него всегда было не очень.
– Это мой автоответчик. Говорите медленнее, я записываю!
– Серьезно? – На другом конце линии замолчали, переваривая услышанное и собираясь с мыслями. – Да нет, это ты!
Владимир Александрович чуть-чуть послушал облегченный и радостный смех и решил, что грешно измываться над немощным:
– Рад слышать, Болик! Давно не звонил…
– Уезжали, Саныч. В командировку.
– Точно! – вспомнил Виноградов. – Вернулись, что ли, уже? Чего тогда так рано? Должны же были на месяц, нет?
– Ага! А пробыли – со среды до субботы…