– Ну какой случай, какая наследственность?.. – не совладав с собой, вспылила Настя. – Папа, Степана нужно искать, а ты мне тут про какую-то магию и наследственность плетешь. Это тоже происки империалистов? Американцы навели на нас порчу? Искать Степана, говорю тебе, надо, выручать его из беды, а не заниматься болтовней. И чем быстрее ты народ соберешь и выйдешь на поиски, тем будет лучше для него. Может, он в зимовье или ещё хуже – в снегу сидит. Правда, Коля его видел в каких-то горах…
Недоговорив, она всхлипнула.
– Вон, все уже вернулись, – вытирая рукой лицо, продолжала Настя, – а Степана всё нет. Ваське Сазонову, правда, не повезло. Ой, беда-то какая, беда! – Она отвернулась к стене и, видно, обдумывая что-то своё женское, долго молчала, а потом, будто смирившись, тихо сказала:
– Но тут уже ничего не поделаешь, видать, такова его судьба. А со Степаном, я тебе точно говорю, что-то случилось. Чувствует моё сердце, папа, жив он.
– Потерпи, дочка, до утра подожди. Завтра мы выйдем на поиски твоего Степана. Я думаю, скоро всё прояснится. Жив он или сгинул, всё узнаем.
На поиски Степана отправились на пяти собачьих упряжках. Слепцов, как обещал, с утра собрал всех, у кого были нарты и кто мог выдержать такой тяжёлый переход по тундре. Вначале решили ехать к зимовью Степана, а потом, если там его не будет, на его промысловый участок.
– Ну мало ли что могло с ним случиться, – словно оправдываясь за непредвиденную поездку, говорил Слепцов. – Собаки убежали, сам обморозился. Что тогда делать? Конечно, быстрее надо в тепло, где можно ждать помощь, пока продукты не кончатся. Там, я думаю, мы его и найдём.
«Нет, Степан ждать не стал бы, – подумал он про себя, – наверняка пошёл бы пешком».
Впереди на упряжке из двенадцати породистых лаек ехал Егор Колотуев. Первой в его упряжке стояла одна собака, а не две, как у всех. Рядом с вожаком веером бежали все остальные, каждая привязанная к своему ремню-потягу. На первый взгляд все собаки как бы бежали сами по себе и тянули нарты в разные стороны. На самом же деле усилия, прилагаемые каждой собакой, складывались и при этом они не мешали друг другу. Сам Егор сидел не посередине саней, чем также отличался от своих земляков, а сзади. Всем этим он как бы показывал свою близость к алеутским чукчам, которых считал своими далёкими предками.
Это для Егора отрезали часть Степанова промыслового участка, и теперь он стал его соседом в тундре. Злые языки поговаривали, что будто бы здесь не обошлось без его властных родственников. Старший брат Егора работал каким-то не последним начальником в городе. Вот он, вроде бы минуя деревенские власти, и помог брательнику. Так ли это было на самом деле или нет, никто сказать не мог, а Слепцов от разговора на эту тему всегда уходил: «Ничего не знаю. Раз дали ему землю, значит, положено. Да и что вы у меня спрашиваете, идите к Егору».
Сам Степан вражды на Егора не держал. Он отнёсся к переделу участка спокойно. На охоте они встречались нечасто, а вот в деревне – хочешь не хочешь – судьба их постоянно сводила. Общих проблем всегда хватало, да к тому же ещё младшая дочка Гороховых, Ксения, училась с его сыном в одном классе. В эту же школу ходили и их сыновья.
Второй упряжкой управлял Слепцов, пропустивший Колотуева вперёд. С ним на нартах ехал внук Колька. Поначалу дедушка брать его не хотел. Говорил, что ему надо учиться, да настояла Настя.
– Папа, да возьми ты его, ради бога, – строго сказала она отцу. – Он говорит, что видел Степана в своём компьютере – вот пусть теперь показывает. Заодно проверишь его способности: он же теперь у нас экстрасенс. Всё видит наперёд, шибко умный стал.
Слушая этот разговор, Колька хотел возразить, да передумал, фыркнув себе под нос – лучше от греха подальше: «Пусть себе выговорятся, а то я ещё скажу что-нибудь лишнее; дед рассердится и тогда уж точно не возьмёт. Моим предкам всё равно ничего не докажешь».
Смирившись с «наездами» матери, как он называл её необоснованные придирки, Николай доверил ей свою судьбу. А та, усмехнувшись про себя, продолжала в его защиту: «Он и собак наших лучше тебя знает, да и с нартами дружит. Он у нас уже взрослый парень. А насчет школы не переживай, Колька догонит».
Собачьей упряжкой Слепцов давно не управлял и поначалу всё никак не мог приноровиться: то нарта слишком длинная и оттого плохо управляемая, то одежда неудобная. В общем, причин для недовольства хватало. Не нравился ему и вожак: при такой силе, какая была у Кучума, в паре с Толбуком он мог бежать порезвее. Однако внук убедил Слепцова в обратном: «Дедушка, смотри – это Аргыс ему мешает, нарочно тормозит, не дает упряжке разогнаться. Он на Кучума давно косится: вожаком стать хочет. Ждёт случая, чтобы ему навредить…»
Аргыса Колька недолюбливал, а Кучум был его любимчиком. С отцом они его выходили: когда тот заболел, ставили ему уколы, давали какие-то пилюли. А потом Колька взял его под свою защиту, оберегал от больших собак. Зато теперь Кучум стал вожаком. Было чем Кольке гордиться.