— Ноб, дубина ты лохматая! — взревел он. — Не можешь назвать старых друзей по именам? Обязательно нужно пугать меня! Ну, ну! И откуда же вы? Вот уж не чаял снова вас увидеть: ушли с этим Странником в дикие земли, где вокруг сплошь Черные. Но я страшно рад видеть вас, а пуще всего Гэндальфа. Входите! Входите! Те же комнаты, что и раньше? Они свободны. Не скрою – вы и сами увидите – сейчас большинство комнат пустует. А я посмотрю, что можно предпринять насчет скорого ужина – вот только сейчас у меня не очень-то много припасов. Эй, Ноб, засоня! Скажи Бобу! Ах, я забыл, Боба нет: он вечером ушел домой. Ладно, отведи пони гостей в конюшню, Ноб! А свою лошадь вы, Гэндальф, уж наверняка отведете сами. «Прекрасное животное», сказал я, впервые увидев его. Ну, входите! Будьте как дома!
Во всяком случае, манера изъясняться мастера Осота не изменилась, и он как будто бы по-прежнему был весь в хлопотах. И тем не менее вокруг было пусто, никого – и тишина; из гостиной доносились негромкие голоса, всего два или три. А при свете пары свечей, которые хозяин зажег и понес перед гостями, стало видно, что лицо у Осота измученное и на нем прибавилось морщин.
Он провел их по коридору к гостиной, в которой они сидели той странной ночью больше года назад. Друзья следовали за ним, слегка обеспокоенные: им стало ясно, что старый Ячмений бодрится, скрывая тревогу. Что-то изменилось. Но они ничего не сказали и ждали.
Как они и думали, после ужина мастер Осот пришел проверить, всем ли они довольны. Постояльцы были довольны: как бы ни было, перемены к худшему не коснулись в «Пони» ни пива, ни еды. — Сегодня мне не хватит смелости пригласить вас в общую комнату, — сказал хозяин. — Вы устали, и к тому же у меня сегодня немного народа. Но если вы уделите мне полчаса перед сном, я с удовольствием поговорю с вами с глазу на глаз, тишком.
— Именно этого нам и хотелось бы, — откровенно признался Гэндальф. — Мы не устали. Дорога была легкая. Мы промокли, замерзли и проголодались, но благодаря вам все это уже позади. Садитесь же! И если у вас найдется трубочное зелье, мы будем вас благословлять.
— Эх, лучше бы вы попросили что-нибудь другое, — сказал Осот. — Зелья-то у нас и нет. Только то, что выращиваем сами, а этого мало. Из Шира мы теперь ничего не получаем. Но я посмотрю, что можно сделать.
Вернувшись, он принес пачку ненарезанного листа – ее должно было хватить на пару дней. — Лучшее, что у нас есть, — сказал он. — Но, конечно, с зельем из южного Шира не сравнить, как я всегда говорил, хотя в остальном я всегда на стороне Бри – прошу прощения.
Они усадили хозяина в большое кресло у очага, Гэндальф сел по другую сторону, а хоббиты устроились между ними на низких стульях, и они проговорили много раз по полчаса, пока мастер Осот не сообщил и сам не узнал все новости. Многое из того, что рассказали гости, удивило и озадачило хозяина, ибо ничего подобного он и вообразить не мог. Перебивал Ячмений редко и в основном знай твердил: «Не может быть!» — словно не верил своим ушам. «Не может быть, мастер Бэггинс! Или мастер Андерхилл? Я уж вконец запутался. Не может быть, мастер Гэндальф! Ах ты! Кто бы мог подумать!»
Но и сам он многое рассказал. Положение дел никак нельзя было назвать хорошим. — Никто теперь не приходит в Бри из Большого Мира, — рассказал он. — А местные, те по большей части сидят дома взаперти. Это все из-за пришлых да лихих людей, что с прошлого года потянулись с Зеленой дороги, – может, помните? Так потом их понабежало еще больше. Одни, бедняги, задали стрекача от бед-напастей, но чаще попадались обыкновеннейшие лиходеи, воры да разбойники. Мы и в Бри хлебнули горя полной ложкой! Вышла настоящая схватка, и даже убитые были, убитые насмерть! Верите?
— Охотно, — сказал Гэндальф. — И много убитых?
— Три да два, — ответил Осот, имея в виду рослый и маленький народы. — Бедный Мэт Метелкинс, и Роули Яблокк, и маленький Том Пикторн из-за холма, и Вилли Кучинг с дальней горки, и один из стэддлских Андерхиллов. Все хорошие парни, и мы их потеряли. А Гарри Снытти, что караулил Западные ворота, и Билл Пыррей, те переметнулись к чужакам и ушли с ними. Думаю, они их и впустили. Это значит, в ночь схватки. А перед тем мы их выгнали в толчки – выгнали под самый конец года, а вскорости, в новом году, после большого снегопада, на нас напали.
А теперь они подались в разбойники и хоронятся в лесах за Арчетом и в пустынях на севере. Как в дурные старые времена, о которых говорится в сказаниях. На дорогах небезопасно, никто не ездит далеко, и люди рано запирают двери. Нам пришлось поставить часовых вдоль всей ограды и по ночам держать людей у ворот.
— Нас никто не трогал, — сказал Пиппин, — а мы ехали медленно и не соблюдали предосторожностей. Мы думали, все неприятности позади.
— К сожалению, нет, мастер, — вздохнул Осот. — А что вас не тронули – не диво. Они не нападают на вооруженных, у кого есть мечи, щиты, шлемы и прочее. Сперва подумают хорошенько. Должен сказать, что я и сам призадумался, увидев вас.