Возвращение короля

— Тогда я скажу тебе, Эовина из Рохана, что ты прекрасна. В наших горных долинах много ярких и красивых цветов, и есть у нас девушки красивее их. Однако я пока не видел ни одного цветка и ни одной девушки столь прекрасной и столь печальной. Кто знает, сколько нам осталось жить? Может быть, всего через несколько дней Тьма поглотит наш мир. Надеюсь, что я не дрогну. Но мне было бы легче встретить последний час, если бы я успел насмотреться на тебя, пока еще светит солнце. Нас обоих коснулась крылом страшная Тень, и одна и та же рука вернула нас на дорогу жизни.

— Увы, эта Тень еще висит надо мной, — ответила королевна. — Не ищи во мне утешительницу. Я привыкла к мечу и щиту. Благодарю тебя за то, что отныне мне не надо будет сидеть в четырех стенах. С разрешения Наместника я буду приходить в этот сад.

Эовина церемонно поклонилась и ушла в Дом. Фарамир еще долго бродил по саду, но взгляд его теперь чаще обращался к окнам Дома, чем к восточной стене.

Вернувшись к себе в покой, Наместник вызвал Попечителя и приказал ему рассказать все, что он знает о роханской королевне.

Заканчивая свой рассказ, Попечитель сказал:

— Ты мог бы поговорить с невысокликом, который тоже здесь находится. Ибо он принимал участие в Походе Короля Феодена и, как говорят, до конца был при нем вместе с королевной.

Мерри предстал перед Фарамиром. Их беседа затянулась допоздна. Молодой Наместник много узнал от хоббита, гораздо больше, чем Мерри сумел выразить словами. Теперь он лучше понимал печаль и волнение Эовины Роханской. Вечером они вдвоем с Мерриадоком гуляли по саду, но она не пришла.

А утром, когда Фарамир вышел в сад, он увидел королевну на стене: ее белое платье светилось на солнце. Он позвал ее по имени, и она сошла в сад. Теперь они вдвоем гуляли по траве, отдыхали в тени деревьев, иногда разговаривали, но больше молчали. Так было изо дня в день. Попечитель наблюдал за их прогулками из окна и радовался, потому что он был целителем и видел, что получает помощь в своих трудах; страх и печаль в эти дни угнетали всех, но эти двое явно начали поправляться.

Прошло пять дней после первой встречи королевны с Фарамиром. Они стояли на городской стене и смотрели на восток. Вестей от войска не было по-прежнему. Погода испортилась. Ночью задул резкий северный ветер, днем он усилился.

Фарамир и Эовина были тепло одеты. Плечи Эовины покрывал богатый плащ, синий, как небо в летнюю ночь, расшитый серебряными звездами по подолу и у ворота; в нем она казалась Фарамиру еще более красивой и гордой. Специально для нее принесли этот плащ в Дома Целения по приказу Наместника, и он сам накинул его ей на плечи. Плащ был выткан для его рано умершей матери, Финделисы из Эмроса; он напоминал ему о счастливом детстве и о первом в жизни горе и казался очень подходящим для печальной красавицы.

Но и в теплом плаще Эовина дрожала, всматриваясь в серые поля, над которыми прояснялся северный край неба.

— Что ты надеешься увидеть, Эовина? — спросил Фарамир.

— Черные Врата ведь там, правда? Наверное, он уже до них дошел. С тех пор, как он выступил в Поход, прошла неделя.

— Да, — подтвердил Фарамир. — И я должен сказать тебе, что эта неделя принесла мне неведомые доселе радость и боль. Я радуюсь, когда тебя вижу. Мне больно, ибо страхи и сомнения не рассеиваются, а становятся черней день ото дня. Я не хочу, чтобы этот мир погиб, Эовина, потому что боюсь утратить то, что нашел.

— Утратить то, что нашел? — переспросила Эовина, серьезно посмотрев на него, но взгляд ее был добрым. — Что можно было найти и потерять в эти дни? Не говори мне об этом, друг. Ничего не говори! У меня такое чувство, словно я стою на краю ужасной пропасти, непроглядная бездонная чернота у моих ног, и я не знаю, есть ли свет позади. Я еще не могу обернуться. Я жду, когда пробьет роковой час.

— Мы все ждем, когда он пробьет, — сказали Фарамир.

Больше они ни о чем не говорили. Ветер стих, солнце побледнело, день погас, а в городе и на полях всё смолкло. Они не слышали ни свиста ветра, ни шелеста листвы, ни голосов, ни птичьего пения, ни биения собственных сердец.

Время остановилось. И руки встретились и сплелись, но они не заметили этого, замерев в ожидании неизвестного. И вдруг им показалось, что за дальней горной цепью вздыбилась новая вершина, огромная гора Тени, пытавшаяся закрыть весь мир, сверкавшая молниями и огненными искрами. Земля вздрогнула так, что зашатались стены столицы. А потом над ней пронесся странный звук, словно весь мир с облегчением вздохнул, и у них снова забились сердца.

— Это напомнило мне о Нуменоре, — произнес Фарамир, с удивлением слыша собственный голос.

— О Нуменоре? — спросила Эовина.

— Да, о погибшем Заокраинном Западе, когда большая черная волна поднялась над зелеными полями и даже над горами и все затопила неотвратимая Тьма. Мне это часто снится.

— Значит, ты думаешь, что наступает Тьма? — спросила Эовина. — Неотвратимая Тьма? — и вдруг прижалась к нему.