Возвращение Короля

— Это точно, — поддержал его Мерри. — Не уходи в Гавани, Леголас. Всегда найдется народец, большой или маленький, а то и какие-нибудь разумные гномы вроде Гимли, которым ты будешь нужен, уверяю тебя. Правда, худшее в этой войне еще впереди, наверное, но мне так хочется, чтобы все кончилось, и кончилось хорошо!

— Тьфу на вас! Экие вы мрачные сегодня, — вскричал Пиппин. — Посмотрите: солнышко светит, мы опять вместе собрались хоть на пару деньков, и никто еще толком не рассказал ничего. Ну-ка, давай, начинай, Гимли! Вы с Леголасом только за сегодняшнее утро уже раз десять помянули про ваши с Колобродом странствия, а мне толком до сих пор ничего не рассказали!

— Да, солнышко-то светит, — покряхтел Гимли, — при нем мне тем более не хочется вспоминать весь этот мрак и ужас. Знай я, куда мы идем, да никакая дружба не заманила бы меня на проклятые Тропы Мертвых!

— Тропы Мертвых? — вздрогнув, переспросил Пиппин. — Да, помню, Арагорн говорил так, а я все не мог понять, про что это он толкует. Расскажи, а, Гимли?

— Нет уж, уволь, — замотал бородой гном. — Мне есть чего стыдиться. Гимли, сын Глоина, считал себя куда крепче любого человека, а уж под землей мне и вовсе бояться нечего, не то что эльфу, например, и вот, поди ж ты, перетрусил самым отчаянным образом. Если бы не Арагорн, не его воля, я бы не выдержал.

— Не только его воля, но и любовь к нему, — добавил эльф. — Кто его узнал, тот и полюбил, каждый по-своему, конечно. Даже эта холодная дева из Рохана. Мы уехали из Дунхарга днем раньше, чем туда прибыли Всадники и наш Мерри, и нагнали на всех такого страху, что проводить нас вышла только Йовин. Грустное это было расставание, мне не хочется вспоминать о нем.

— А меня и вовсе на рассказы не тянет, — буркнул Гимли, и больше хоббитам не удалось вытянуть из него ни словечка. Наконец Леголас поддался на их уговоры.

— Ладно, расскажу по порядку. Я-то не чувствую никакого ужаса и не боюсь призраков. По мне — силы в них никакой!

И он кратко и деловито рассказал хоббитам о дороге, по которой ходят призрачные войска, и о мрачном свидании возле Камня Эреха.

— Четыре дня и три ночи скакали мы от Черного Камня, — говорил он. — И вот на пятый день — поверите ли? — несмотря на мрак, во мне снова затеплилась надежда, ибо чем дальше мы продвигались по затемненным землям, тем сильнее и грознее выглядела Армия Теней у нас за спиной. Я видел, что под знаменами Короля мертвых идут и всадники, и пешие, но и те и другие двигались с одинаковой быстротой, в полном молчании, и глаза их горели мрачным огнем битвы. На скалах Ламедона они было обогнали нас, но по команде Арагорна снова заняли свое место. Даже тени были послушны его воле.

В один из дней мы так и не дождались рассвета, и в мглистых сумерках миновали Кирил, потом Рингло и, наконец, прибыли к устью Джилрейна. Местный гарнизон из последних сил удерживал переправу от натиска умбарских пиратов и харадримов, поднимавшихся по Реке. С нашим приходом сражение окончилось, потому что и защитники, и нападавшие побросали оружие и бежали, завывая от страха, перед войском Короля мертвых. Только у Энгбора, правителя Ламедона, достало мужества встретить нас. Арагорн приказал ему собрать свой народ, пропустить призраков и следовать за ними. «В Пеларгире вы можете понадобиться Наследнику Исилдура», — сказал Арагорн, и Энгбор только молча поклонился, безоговорочно признав его власть.

За Джилрейном мы немного отдохнули, но Арагорн торопил, потому что Минас Тирит был в осаде. Ночь еще не миновала, а мы уже мчались по равнинам Лебеннина.

Леголас помолчал, потом вздохнул, глядя на юг, и тихонько запел:

Прозрачны, светлы серебристые воды
В изумрудных полях Лебеннина!
Густы и высоки зеленые травы;
Там ласковый ветер цветами колышет,
И слышится звон золотых колокольцев
В зеленых полях Лебеннина,
В ласковом ветре Моря!

— Зелеными звал в песнях мой народ эти поля, а теперь они темны и угрюмы… Враги бежали перед нами, — продолжил он рассказ, — и у них на плечах мы вырвались наконец, к Великой Реке.

В первый момент, при виде бескрайних вод, под пронзительные крики чаек я подумал, что мы вышли к Морю. Ах, этот чаячий плач! Не зря, видно, предостерегала меня Владычица. Теперь мне его не забыть…

— А я на него и внимания не обратил, — проворчал Гимли и, не выдержав, пустился в объяснения. — Мы как раз добрались наконец-то до настоящего боя. Здесь, в Пеларгире, стоял основной флот Умбара — пятьдесят больших кораблей и бессчетное число лодок и баркасов. Вместе с толпами бегущих в гавань ворвался страх. Несколько кораблей успели уйти вниз по Реке или к другому берегу, но это не спасло их. Корабли и лодки горели! Харадримы, прижатые к воде, приготовились к обороне. Они все еще представляли собой сильное, хорошо обученное войско.