Возвращение Крестного отца

Джерачи взглянул на Фалконе, чей бизнес, по сути, являлся филиалом чикагского. Никакой реакции. Тони сосредоточенно собирал со стола осколки для своей башни.

— Семь лет назад Носа на встречу даже не пригласили! — напомнил Форленца. — Представляете?

Когда-то, желая избавиться от господства Аль Капоне, семьи Нью-Йорка решили, будто все, что западнее Чикаго, будет контролироваться Чикаго. Живший в Джерачи кливлендский патриотизм подсказывал, что такой план мог одобрить только житель Нью-Йорка. Капоне лишился власти, и в городе начался хаос. Доны Лос-Анджелеса и Сан-Франциско рассорились в пух и прах, а Моу Грин из Нью-Йорка решил, что Лас-Вегас станет городом будущего, открытым для всех, кроме семей Чикаго. Грина убили, Корлеоне прибрали к рукам казино, но основная власть была сосредоточена в руках коалиции семей со Среднего Запада, с Детройтом и Кливлендом во главе. Руссо тоже участвовал в этой коалиции (равно как и Корлеоне, занимавшие в ней скромное место) и постоянно говорил о том, что его семье пора захватить положение подостойнее. Нос снова объединил семьи Чикаго и с каждым днем становился все сильнее. В Нью-Йорке лилась кровь, и многие стали считать, что именно Руссо — самая влиятельная фигура преступного мира Америки.

Форленца обреченно покачал головой.

— Семьям Нью-Йорка не удалось укротить Чикаго. Семь лет назад местные кланы называли то паршивыми овцами, то бешеными псами.

— Кастрированными цыплятами, — вставил Молинари, намекая на происхождение фамилии Капоне.

— Они больше похожи на диких зверей, — возразил Смеющийся Сал.

Фалконе продолжал укреплять замок. Высотой он был уже сантиметров двадцать. Низко опустив голову, Фрэнк пытался разглядеть в самых крупных осколках свое отражение.

— Проблема последняя, — дон Винсент загнул мизинец, — наркотики.

Форленца тяжело откинулся на спинку кресла. Он явно устал.

— Наркотики? — переспросил Молинари.

— О, боже, — простонал Нардуччи.

— Надоело, — прошипел Фрэнк.

Джерачи заставил себя молчать.

— Да, проблема не новая, — признал Форленца, — но до сих пор не решенная. Страшная вещь — эти наркотики. Если ими не займемся мы, то найдется кто-то другой, если…

— Да, если займемся, — перебил Фалконе, — а мы уже интенсивно занимаемся, это привлечет внимание копов, совсем как игорные дома, проституция, отмывание денег через профсоюзы и так далее. Да ладно вам, дон Винсент, сколько можно переливать из пустого в порожнее?! В ваше время был рай для алкоголиков и тех, кто на них наживался. — Аккомпанементом слову «рай» оглушительно грянул гром. — Вы неплохо поживились, и хватит! Для моего поколения золотое дно — наркотики, и кто знает, что будет дальше?

— Марсианские шлюхи, — чуть слышно пробормотал Нардуччи.

— Когда мы давали обеты, — не унимался Форленца, — то клялись на святых заступниках, что не будем заниматься наркотиками! — Он показал на замок из стекла, клубники и печенья, который строил Фалконе. — Что ты делаешь?

— Просто дурью маюсь, — огрызнулся Фрэнк. — Послушайте, дон Винсент, я люблю вас как отца, и тем не менее вы отстали от времени! У нас на Западе давно уже все налажено, каждый занимается своим делом — торчки колются, мелкие продавцы сбывают дурь торчкам, крупные дилеры контролируют мелких продавцов. Полный порядок, как и в любом другом бизнесе. Естественно, копы иногда вмешиваются, особенно в такие времена, как сейчас, но, если серьезно, разве нас это волнует? Да нисколько!

Джерачи знал, что кливлендская семья тоже торгует наркотиками, хотя в гораздо более скромных масштабах, да и занимаются этим в основном негры и ирландцы. «Сухой закон» канул в Лету, и бизнес Кливленда плавно перешел на игровые заведения, отмывание денег через профсоюзы и биржевые махинации. Новые идеи, равно как и новые люди, приживались с большим трудом. Отец Ника как-то сказал, что верхушка семьи не менялась уже более десяти лет.

Форленца продолжал твердить, что с выпивкой все обстояло иначе — даже копы пили, так что подпольная торговля спиртным была им на руку. Наркотики — совсем другое дело.

Фрэнк Фалконе поднял с пола большой осколок и посмотрел сквозь него на свет. Тем временем Молинари как можно мягче объяснил дону Винсенту, что копы нынче совсем не те.

— Ну все, хватит! — Форленца коротко свистнул, и вернулись два официанта. — Уберите это!

— Разве я просил что-то убирать? — Фалконе положил осколок на стол и с вызовом взглянул на официантов. — Только тронь замок, и я прострелю тебе голову!

«Вот она, сила Чикаго! — подумал Джерачи. — Влияние Носа приносит блестящие плоды».

Официанты словно к месту приросли. Один из них — седой мужчина славянской внешности — стал белее, чем его крахмальная манишка. Второй — высокий блондин с крашеными черными усиками — выжидающе посмотрел на хозяина.

— Уберите! — велел Форленца.

— Только попробуй! — Фалконе взял последнее biscotto и положил на вершину замка.

— У меня внук учится в художественном колледже, довольно дорогом, — сказал Нардуччи. — Там они как раз такие скульптуры и лепят. Думаю, вам стоит познакомиться!