Возвращение любви

— Я сказал, что не знаю их. А верю или нет — это другое дело.

— Сама я думаю, что меня подобрал леший.

— Кто?!

— Вот видишь! Я же говорила, что смеяться будешь.

— Лешие… А вообще-то странно… — сказал он, глядя в пустоту и печально улыбаясь.

— Что странно?

— Тебя ведь могло не быть.

— Вполне.

— И я должен быть благодарен какому-то лешему. Чудеса!

— В таком уж краю я родилась.

— Слушай, Елена, — живо придвинулся он к ней. — Мы так мало еще друг о друге знаем.

— Пока мы говорили только об одном.

— И о чем же мы говорили?

— Я все не могла выразить, как люблю тебя. А ты со своей стороны долбил — как любишь меня.

Елена засмеялась.

— Не буду долбить, — отодвинулся Валерий.

«Не нужно о нас, — одернула себя Елена. — Слова только все запутают. Нам снова хорошо, снова между нами доверие. И не надо копаться в чувствах, которые связывают нас».

— У меня идея, Валера! — объявила Елена.

— Какая же? — заинтересовался он.

— Давай-ка завтракать.

— Мысль, конечно, интересная. Обсуждению не подлежит.

Едва успели перекусить, как поезд прибыл на конечную станцию Лабытнанги. Они вышли из вагона и направились к зданию станции, чтобы выяснить, как добираться дальше. Но другие прибывшие бросились, сгибаясь под тяжестью вещей, к автобусу, который разворачивался на площади.

— Бежим! — сказала Елена и подхватила чемодан, чтобы нести вдвоем.

— Еще чего? — отстранил ее Валерий и вскинул чемодан на плечо. — Рысью вперед!

Толпа сгрудилась у задних дверей и топталась на месте, колыхалась из стороны в сторону. Каждый норовил протиснуться первым, отчего и возникла пробка.

— Товарищи! Господа! Сеньоры! Мужики! Позвольте! Позвольте! — взмыл над головами звонкий голос Валерия. — Пардон! Мерси! Вы очень любезны!

Эти бессмысленные слова странным образом подействовали. Люди с любопытством оглядывались, и он, пользуясь этим, протискивался все дальше, а Елена следовала за ним, и впрямь, как за ледоколом.

Им даже удалось занять сиденье на двоих.

— Ну, артист! — шутливо восхищалась Елена, устраиваясь. — Гипнотизер, да и только!

— Я вижу, всем не протиснуться, — отвечал, скромно потупив очи, Валерий. — Пришлось лицедействовать. Правда, я так и не понял, зачем мы забрались в этот автобус и куда едем. Вроде ты говорила, что нам предстоит плыть по реке.

— Предстоит. Но сперва надо добраться до пристани. Пешком далековато.

— Все понял.

— Такой понятливый.

— Сам собой восхищаюсь.

— И главное — скромный!

— О да! Этим я всегда отличался.

Елена засмеялась и прижалась к нему плечом.

— Валера.

— Что?

— Ты еще не забыл наше купе?

— Я забывчивый, но не до такой степени.

— А что мы там оставили, помнишь?

— Забыла что-то? — всерьез озаботился Валерий. — Задержи автобус, я сбегаю.

— Я же сказала — оставили, а не забыли.

— И что мы там оставили? — он смотрел на нее.

— Очень-очень счастливые часы, минуты.

Он покачал головой:

— А я так точно забыл.

— Что ты забыл? — на этот раз обеспокоилась она.

— Что ты у меня чокнутая. Каждый раз слушаю, развесив уши, думаю — всерьез.

— А разве я не всерьез? Валера, очень даже всерьез. Если ты этого не понимаешь, то мне тебя жаль.

— Отчего же? Понимаю. Но ты всегда находишь самое подходящее время поговорить о подобных вещах.

— Я боюсь, потому спешу сказать.

— Чего ты боишься?

— Иногда, когда у нас все особенно хорошо, мне кажется, что я могу растаять от счастья, как мороженое от тепла.

— Я тебе растаю! — шутливо пригрозил он.

В автобусе было тесно, народу набилось столько, что становилось боязно — вот-вот колеса лопнут и все четыре враз.

«Если заклинит двери, мы так и останемся в этой железной коробке, как кильки в консервной банке, — подумала Елена. — Терпеть не могу тесноты. А каково тем, кто стоит в проходе! Молодец все-таки Валера, а то я бы не выдержала. И вообще, он молодец. С ним спокойно».

Автобус шел по улицам Лабытнанги без остановок: все ехали до пристани.

Сидевший за Еленой и Валерием мужчина сказал соседу, что речной трамвай отходит через час. Но многие, видимо, этого не знали. Или в природе людей спешить в пути: опять устроили несусветную толчею.

После гнетущей тесноты и людского гомона поразительной показалась обская ширь, когда теплоходик, названный «речным трамваем», вырвался из протоки и закачался на волнах.

Противоположный высокий берег казался синим — так был далек. Огромное водное пространство жило своей, далекой от мелких людских забот жизнью. Равномерно вздымались волны, пенились и плескались. Теплоходик казался щепкой, досадной помехой для этих волн; он норовил проскочить мимо, выбирая путь между валами.

Речной плес оказался так велик, что не было видно берегов, река сливалась с небом. Там, севернее, начиналась Обская губа, а еще дальше — простиралось Карское море.

— Дух захватывает, — сказал Валерий.

Они сидели в верхнем переднем салоне и через широкие окна видели весь речной простор.

— Как на другой планете, — снова проговорил Валерий. — Нет, не хочу.

— А почему? — заглянула Елена ему в лицо. — Я же с тобой. Что тебе еще надо?

— Всего не перечислить.