Петр уловил беспокойство в ее глазах, улыбнулся и ушел, с достоинством неся крупную свою голову. Длинными волосами, горделивой статью и поступью он напоминал Елене тургеневских героев, может быть, Рудина. И вообще, подумалось ей, Петр — из прошлой эпохи, которую настолько хорошо знает, что это наложило печать на его облик.
— Который год не приезжал, — раздался за спиной голос матери. — А нынче… тоже без телеграммы. Родительницы-то нет, Вереньи.
— Вы писали.
— Так и не знаем, с кем его нагуляла покойница. Родных не осталось, кроме нас, да и что мы… седьмая вода на киселе.
Елена вздохнула.
— Все о тебе спрашивал, — продолжала мать, садясь рядом с Еленой и обнимая ее. — Приедет, говорит, нынче. Откуда тебе знать, спрашиваю. Я, говорит, колдун, далеко вперед вижу, что будет. Шутил, конечно, а ведь прав оказался. Приехала доченька моя.
Еще долго говорили мать с дочерью; выходил Валерий, посидел тоже. Спросил:
— Как с рыбой?
— Да маленько есть еще в реке-то, — ответила теща. — Половишь.
— А где бы червей накопать?
— На удочку, что ли, ловить будешь? — подивилась теща. — Мальчишки у нас тут с удочками ходят. У отца вон и сети есть, и лодка с мотором.
— Куда же он один? — сказала Елена. — Отец-то не может. Придется мне с тобой, Валера.
— Еще чего придумала! — всплеснула руками мать. — Приехала на столько-то там дней и на реке пропадать будет. Да не отпущу я, теткам скажу, те быстро тебя образумят. Не женское это дело — рыбалка. Прежде-то девчонкой была, так вроде бы и ничего, что бегала по тайге, а теперь ты учительница. Соседи скажут — о, родители угостить не могут, так сама рыбу ловит.
— Ну, успокойся, мама, — сдалась Елена. — На шаг не отойду. Вот так и буду сидеть рядышком.
— Да некогда мне рассиживаться-то будет. Какое-никакое, а хозяйство, но в тайгу не пущу. Я с Афанасием поговорю, сойдет за напарника. Ему чего? На пенсии уже, вольный, и все равно рыбачит. Помощнику только обрадуется.
— Вот и договорились, — согласился Валерий. — Пойду спать. А вы посидите.
Назавтра Афанасий уже будил Валерия:
— Эй, рыбак, вставай! Кто же так долго спит?
А еще шести не было.
Валерий по-солдатски споро вскочил, оделся, обулся, попил молока с хлебом, и они подались на реку.
Словом, он так увлекся рыбалкой, что дома показывался редко. Елена была довольна, потому что знала, как благотворно влияет природа на человека. Пусть успокоится, неспешно подумает о жизни, решит, как дальше жить.
Тетки что ни день зазывали в гости.
— Хожу без тебя, даже неудобно, — сказала как-то уже в постели Елена.
— Я не водку приехал пить, — сказал Валерий. — А тетки твои такие хлебосольные, что запросто можно спиться. Я лучше рыбы насушу, повезу целый мешок…
И опять нет его, поплыли с Афанасием вверх по реке.
На всех застольях присутствовал Петр, тоже гость, надо угощать. Пил он мало, чем огорчал теток и их мужей, но никакие уговоры на него не действовали.
Время было летнее, работы на селе хватало, и постепенно все вернулись к своим делам. Елена просилась на покос, но никто ее не брал.
— Этого еще не хватало! — отмахивались от нее тетки. — Ты давай отдыхай. Косить она пойдет! Придумает же!
И получалось так, что днем, когда все уходили на работу, оставалось досужее время. Как-то незаметно появлялся Петр. То в избу заглянет по какому-то пустячному делу да и засиделся на долгие часы. То на берегу реки подойдет. И тогда садятся они с Еленой на перевернутую лодку, старую уже, прохудившуюся, и затевают бесконечный разговор.
О чем? Да о чем угодно!
Пришел как-то с томиком Чехова в руке. Елена кое-что постирала: майки, носки, полотенце. И развешивала во дворе. Отец сидел на крыльце, грелся на солнышке. Петр поздоровался, сел рядом. Поговорили о погоде, о нынешних травах. Потом отец вспомнил, что надо купить хлеба, в доме нет. Елена и Петр вызвались сходить. По дороге в лавку Петр сказал:
— Перечитал нынче «Душечку». Будто и не читал прежде. Здорово!
— И выбираешь же рассказы, — усмехнулась Елена.
— Что ты хочешь сказать? — озадаченно посмотрел на нее Петр.
— Чехов не любил женщин. А в «Душеньке» уж так издевается над бедной бабой, что я просто злюсь на него.
— Ты давно читала?
— Ну, как давно… Зимой.
— Милая кузина, Чехов в этом рассказе не издевается над женщиной, он поет гимн в ее честь. Это ты так прочла: глупая мещанка, у которой и мыслей-то своих нет. Да не так это, не так!
— Странно, Петр, ты ведь тоже не любишь женщин.
— Почему ты так решила?
— Ну, твой жизненный опыт…
— A-а, бывшие жены… Они были похожи на жену ветеринара Смирнина.
Петр раскрыл на ходу томик и прочитал:
— «Приехала жена ветеринара, худая некрасивая дама с короткими волосами и с капризным выражением…» Вот это капризное выражение на некрасивом лице самое ужасное, что осталось в моей памяти от жен. К тому же они изменяли, эти воблы. Представляешь? И не потому, что кого-то любили или были мною недовольны, а только ради того, чтобы похвастаться перед подругами, такими же мелкими хищницами.
— Зол, так зол, что даже лицо побледнело.