В конце концов, какое мне дело до того, что обо мне думает всякий встречный! Невозможно нравиться всем, хоть и мечталось об этом в юности. Всегда найдутся недоброжелатели, которым будет не по нутру уже то, что ты вообще существуешь на свете, ходишь по земле, дышишь воздухом.
Ах, эта моя закомплексованность, вечный страх перед тем, что обо мне подумают! Сколько же это крови мне попортило, скольких стоило нервов!
Вечером, переодеваясь, я постояла перед зеркалом и подвергла свою фигуру тщательному осмотру. Нет, все-таки я еще очень даже ничего и вполне могу нравиться мужчинам! А разве не это главное для женщины?
Жизнь еще не окончена. И почему я должна гнать прочь мысль о новом замужестве? Главное, чтобы человек сумел разбудить во мне чувственность и любовь, как это сделал в свое время Валера.»
Глава восьмая
Елена была еще молода, а жизнь берет свое и залечивает самые глубокие раны. Конечно, Валерия забыть она не могла, но боль притупилась, и однажды утром она подумала:
«Еще столько лет впереди!»
По природе своей Елена была жизнелюбива и вот теперь почувствовала, как властно бьется в груди сердце, как молодые силы переполняют тело. Было обыкновенное утро, ничем от других не отличавшееся, но что-то произошло в душе, словно после долгого пребывания в темноте она вышла на свет.
Это сразу же заметила Ира, которая по-прежнему часто навещала подругу, разве что старалась не приставать с расспросами.
— Вроде оклемалась чуток? — начала она осторожно.
Елена после приезда ни разу не была в магазине, вообще избегала людных мест, только в школе со своими учениками забывалась. Обычно делала покупки Ира и на этот раз тоже принесла печенье «К чаю» и сыр.
— Будем завтракать, — сказала спокойно Елена.
— Поставлю чай, — радостно засуетилась Ира.
— Я сама. Посиди.
— Ой, Ленка! — покачала головой Ира, садясь на табуретку. — Подурнела-то как. Разве ж можно изводить себя без конца? Ты одно пойми — его не вернешь.
— Как на улице?
— Тепло, солнечно. Хорошо на улице.
— Пойти бы на лыжах…
— А чего? Давай устроим в субботу прогулку. Ты знаешь, мой Константин бегать стал. Смеху! Наденет трико, ну точно цапля — ноги худые, длинные.
— Ты тоже бегаешь?
— Не-е, мне он не разрешает. Говорит, похудеешь. Он меня такую, как есть, любит. Я говорю: любишь полную — шоколадом корми.
— А он?
— Куда ему деваться? Зотов о тебе спрашивал, между прочим.
— Зотов?
— Ты догадываешься, почему он перешел в другую школу?
— Не думала об этом.
— Он тебя любит, Лена.
— Ну и что?
— Приятно все-таки… Я вот хочу, чтоб меня любили. Пусть бы все мужчины сохли по мне.
— Зачем тебе это? — улыбнулась Елена, наливая чай и присаживаясь к столу. — Константина мало?
— Ой, мой пупсик! Такой лапочка!.. Да, так что ж насчет Зотова?
— Привет передай.
— А если как-нибудь приедем с ним?
— Приходите. Что тут такого?
Ира осталась довольна разговором.
— Увезти, что ли, Константина в тайгу да оставить? — мечтательно произнесла Ира.
— Что ты болтаешь, Ирка?! — ужаснулась Елена. — Что за намеки?
— Можешь назвать меня дурой, но я поначалу так и подумала, — призналась Ира. — Во дает, думаю. А что? Ты, Елена, сама себя не знаешь. Иной раз задумаешься, смотришь в одну точку, а мне зябко: словно из таежной чащи зверь глядит.
— Фантазия у тебя больная. Вот возьму и прогоню. Чтоб глаза не видели.
— Я ж никому не говорила. Думала и все. Знала же: достал он тебя своей ревностью. А потом увидела, как ты убиваешься…
— Ты хоть понимаешь, что говоришь? — не могла успокоиться Елена. — Это я, по-твоему, способна убить человека?
— Убить? Нет. А в тайге, поди, бросила бы. Тебя если сильно обидеть, задеть за живое, ты на все способна.
— Ты так думаешь?
— Не сомневаюсь. Уж коли ты любишь, так всем сердцем, а коли ненавидишь, так до печенок. Проще жить не умеешь.
— Живу же…
— У тебя еще все будет, Лена. Это я, как квочка, возле Константина своего состарюсь. А ты… Такие женщины, как ты, спокойно не живут.
— Кончай, подруга. Никого мне не нужно. Если я сказала, чтобы Зотов приходил, то это еще ничего не значит. Не строй планы. Мы старые друзья и не более. В первый же его приход дам понять, чтобы не мылился — бриться не придется.
— Оставь ты в покое человека. Любит и пусть. Зачем ему делать больно?
— Знаешь что? Беру свои слова назад. Пусть не приходит. Не хочу. Ничего я не хочу. И ты не будь сводницей.
— Успокойся. Ишь, раскраснелась. Увижу Зотова — перейду на другую сторону улицы. А ты и впрямь в монахини шла бы. Могу устроить.
Ира быстро собралась и ушла, всем своих видом показывая, что возмущена до глубины души. Сама же наговорила черт те чего, а еще прикидывается обиженной. Но Елена хорошо знала подругу — в считанные минуты остынет, а завтра прибежит как ни в чем не бывало.