Возвращение мастера и Маргариты

- Я ничего не могу от тебя скрывать. Даже то, с чем должен справиться сам... Получается, девочка, что аппарат, способный внушать мысли на расстоянии не утопия и не бред юного фаната.

- Опасный путь, Макс. Если ваш аппарат не фантазия... он может оказаться в плохих руках.

- Лион надеется, что планы у заказчиков самые благородные - помочь стране выкарабкаться из кризиса. Вот сейчас, в этот самый момент, где-то палят из гранатометов, жгут стариков, детей, кто-то проклинает тот миг, когда родился на свет, кто-то молит о помощи, а мы отдыхает под яблонями и чешем языком. При этом даже ощущаем некое удовольствие от собственной отстраненности и сохранности.

- Так устроено. Даже самый сострадательный человек не может умереть от чужого горя. Только наращивает защитный слой.

- И кожа становится, как у слона. Мозги покрываются изоляционной пленкой. А душа... Она наверно прячется в пятки, - Максим с силой вогнал лезвие в доску. - Лион считает меня дезертиром и капитулянтом... Ведь я спрятался, оградился этим заборчиком, своей любовью и ничего не хочу больше знать! Ни- че-го... Смотри, этот нож, принадлежавший какому-то немецкому захватчику, пролежал в земле полвека. Может, им кого-то убили. А я нашел, почистил и точу карандаши. Применяю в самых мирных целях. Значит, дело не в оружие, а в том, кто им владеет.

- Это ловушка. Ведь ты об этом писал - о трясине великих идей, мастер!

- Только, пожалуйста, улыбайся, когда называешь меня так. И я буду улыбаться - свихнувшийся от мании величия чудила.

- Нисколечко я не шучу. Мастер - это склад души... Это такой человек, для которого вокруг ничего чужого нет. И боль каждого - его боль.

Максим печально вздохнул:

- А вот что с ней делать, Марго?

- Я знаю, знаю, что жить внутри своей любви, эгоистично. Но я не хочу слышать о том, что говорил Ласкер и что пишут в газетах. О том, что делается за приделами нашего дома, нашего крошечного необитаемого островка. - Маргарита проглотила вдруг подкатившие слезы. - Ну почему, почему мы не можем жить как обыкновенные люди - копать картошку, солить грибы, растить детей! - Она закрыла липкими ладонями лицо, из-под них выскользнули и скатились по щекам теплые капли. Максим убрал ладони и губами осушил слезы.

- Ты никогда не должна плакать, девочка. Мы вместе и это главное.

- Я понимаю, так не может продолжаться вечно. Мы не можем спрятаться от себя, Макс... Ты колеблешься. И тебе известно кто нанял Ласкера... Поняла Маргарита.

- Я... не хотел говорить. Не хотел тревожить тебя...

- Компания Пальцева?

- Но ведь среди них могут быть порядочные люди... - виновато и совсем неубедительно возразил Максим.

Маргарита схватила его руку, сжимавшую нож, да так крепко, что лезвие впилось в их ладони:

- Обещай мне, сейчас обещай! Ты никогда не будешь верить этим людям. Никогда, даже если речь пойдет о спасении человечества, не станешь работать на Пальцева...

- Пусти... - Максим осторожно высвободил нож. - Клянусь. Забудем об этом.

- Он поднялся и легонько встряхнул Маргариту, - эй, да ты совсем замерзла! Уже падает роса. Пойдем-ка к огню, андрогинка.

Тут же вскочил и закружил у ног дремавший на ступеньках пес.

- Взгляни, взгляни на этого хитреца! Если его никто не видит, спокойно ступает на больную ногу. А если хочет нам понравиться, то подвешивает ее к животу. Взывает к состраданию в виде борщовой косточки. - потрепал пса Максим.

- Ничего ты не понял. Просто, когда очень хорошо, то особенно боишься боли. Он прячет лапу, что бы не испортить болью радость.

Глава 9

Покинув Москву в самом начале января, Роланд вернулся только в июле. Все это время в Холдинговом Центре кипела работа. Иностранные компаньоны фирмы MWM приняли активное участие в деятельности "Музы", оснастив всем необходимым уютное казино. Работников культуры почему-то тянуло туда, как мух на мед. Там проигрывались в пух, уверяя, что делают это от всей души, поскольку половина вырученных средств отчислялась в различные благотворительные фонды. В связи с этим у компаньонов Пальцева появилось множество забот, а на дверях особнячка красовалось расписание приемных дней.

Надорванный работой с общественностью Батон, вывел пару научных формул: "Ничто так не портит человека, как бескорыстная забота о ближнем". "Нет сферы деятельности более вредной, чем святая благотворительность". А Шарль, серьезно отнесшийся к новым обязанностям, пополнил гардероб деловыми костюмами.

Все заметили, что возраст вернувшегося в Москву Роланда стабилизировался в приделах сорока. Это свидетельствовало о внутренней собранности и готовности к действиям. Он был бодр и целеустремлен, хотя и наигрывал сибаритскую хандру. Выслушав отчет по всем направлениям деятельности, экселенц скромно отужинал в кругу друзей и рано удалился в спальню, жалуясь, что Москва навевает на него меланхолию.

Ночь прошла тихо. Над арбатским переулком поднималось серое столичное утро. За окном спальни, скрытым двойными шелковыми шторами цвета индиго раздавались отрывистые команды:

- Двое за тумбу! Третий прикрывает вход! Держать контакт!