Возвращение мастера и Маргариты

- Как строили или как грабили? - Громыхнув ящиком, отец Георгий достал папку с надписью "Дело" и пододвинул гостю. - Любопытствуйте. Ваших товарищей сочинения. А на мой роток давно накинут крючок.

Николай Игнатьевич глянул исподлобья на жалкого попика, поправил свечу и открыл папку. Наугад пролистнул страницы и уставился туда, где шла подробная опись Храма, составленная в 1918. Уголки узкого рта дернулись, вроде он силился улыбнуться но не вышло.

- Большое хозяйство блюдете, Георгий...

- Михайлович. Так ведь всем миром строили, не скупились. По копеечке собирали. Вроде как главное дело для Руси делали.

- Главное дело.. - раздумчиво повторил лысый. - А вон те, что день и ночь дом на том берегу строят, тоже убеждены, что делают самое главное первое в мире жилье для свободного труженика со всеми надлежащими человеку удобствами. Был я как-то в прусском замке - богатство и порядок неимоверные. А в клозетах - выгребные ямы. Для королевских персон, а? Наш труженик будет пользоваться современной канализацией, постоянной горячей водой, лифтами, специальным спуском для мусора от самой крыши, плитами газовыми с духовыми шкафами... Школа у него будет, клуб, телеграф, амбулатория, библиотека и даже кинематограф - все тут!

- А что, свободные пролетарии изволят на богослужение сюда являться? - съязвил отец Георгий.

- Не изволят. У них свой бог - коммунизм. Это значит - каждый именно каждый - сам хозяин мира. А мир наш основан на братстве, свободе и равенстве... Другие теперь законы, другая вера. Совесть, ответственность перед самим собой, перед делом своим, перед потомками - вот наши заповеди. - Гость горячился, говорил все громче. И видно было, что речи вдохновенные произносить и командовать он мастер. И еще кое-что примерещилось попу в напористых словах речистого - слабость заблудшего.

- А мне вас, товарищ бодрый, жаль. Силу вижу и жар. Только не от той свечи ваш костер запален. Не от правильной. Не от Божьего огня, а от адского пламени. И путь ваш опасный, темный... - страх появился в блестящих, глубоких глазах сторожа. Трижды мелко и быстро осенил он себя крестным знаменем. - Нехорошую тень за спиной твоей, отступник, вижу. Проклятие черное, несмываемое.

Николай Игнатьевич ухмыльнулся, молча поднялся, взял с гвоздя свою ушастую шапку, подбитую щипаным кроликом.

- Зря меня пугаешь и жалеешь зря. Я не иллюзиями живу, не сказочками усыпительными. Реальным делом, на всенародное благо направленным. Я новую Москву даже во сне вижу. Вижу, как стоит этот самый Дом против Кремля, словно могучий корабль - гость из будущего. Окна светятся, а за каждым счастливый человек.

- Какое уж счастье без веры, - пробормотал отец Георгий, торопясь выпроводить гостя. А проводив, задул свечу и подошел к окну, вглядываясь в стройку.

С той ночи он часто присматривался к работе на противоположном берегу, размышляя о словах лысого и думая о тех, кто строит.

Быстро рос Дом и забрезжила в глубине сознания сторожа мысль соблазнительная: "А что как не смогут и в самом деле свободные пролетарии без Бога? В Храм потянуться, заступятся, помогут. Ведь прямо перед окнами ихними стоять будет златоглавый призывом к их совести! Если хороший человек и в добре живет, не может душа оставаться пустой. Не может она не взыскать веры. Вот когда горячая вода из кранов польется и станут румяниться в газовых печках сытные пироги, прислушаются люди к тишине. И разнесется тут со звонниц Храма благовест, войдет в души просветление и слово Божие. Увидят они, что их пища без молитвы скудна и горька, а мечты - гибельны, словно зараженные малярией болота. И потянуться они к Храму..."

В то время, как чаевничал в сторожке со своим мрачным гостем отец Георгий, жался в ближайшей подворотне озябший и злой Гнус. К Храму приближаться он страшился, на свету фонаря маячить было и того хуже. А поста не покинешь. Он тоскливо глядел на одиноко светившееся окно сторожки, ругал лысого, к которому был приставлен, и клял начальство, как и положено всякому служебному неудачнику. По возрасту Гнус был зрелым чертом, а по чину Мелким бесом. На Николае Игнатьевиче Жостове сломалась его бурно начавшаяся карьера.