– Я такая, потому что ты – мой. Ты научил меня летать, мастер. Научил быть сильной, верить в чудо, беречь радость, как самую редкую драгоценность. И любить себя. Да, да! Потому что я – это ты. Только совершенно необходимо, совершенно обязательно – что бы мы были вместе. Что бы мы – ты и я – были всегда.
– Так будет непременно. Я не отпущу тебя, ни за что не отпущу. Обещаю тебе это! Ты веришь мне, Маргарита?
Она зажмурилась и замотала головой:
– Верю крепко–крепко–крепко… Мы будем всегда. Мы всегда будем вместе! – горячие губы слились, закружил вокруг подаренный им мир.
– Подожди здесь, ладно? – попросил Максим, выныривая из хмельного омута, целуя Маргариту нежно и торопливо. – Приготовь слова клятвы. Сегодня у нас свадьба.
Вскоре он вернулся с цветами из сада: мраморные лилии, голубые незабудки, алые маки, лиловые ирисы – целая охапка в упаковке упоительных ароматов. А сам был причесан и строг.
– Господи, откуда такой пиджак? – Маргарита в изумлении всплеснула руками: – Никогда, клянусь, никогда я не видела ничего подобного!
– Из времен сытых нэпманов и лощеных сутенеров. А точнее с андреапольской барахолки. Прошлой осенью одна старушка подарила мне его в придачу к банке соленых грибов. Она уверяла, что муж шил костюм к свадьбе у самого лучшего портного в городе. Он был, якобы, очень похож на меня и скончался в девяностолетний юбилей! Ушел в иной мир, сносив брюки и сохранив в шкафу с нафталином этот пиджак. Я взял его, потому что не хотел обижать старушку и еще потому, что думал о своем Жостове. Видишь, судьба все предусмотрела и хорошо подготовилась.
– Чудесный пиджак, – Мара погладила ладонями темно–синюю в рубчик ткань на его груди и вытащила длинный конский волос. – Тогда пользовались стежкой из конского хвоста и все почти шили вручную. Может, и мой парашют был сострочен в годы первых пятилеток, что бы прыгать с дирижаблей? Мы чудесная пара, да?
– Мы единственная пара во всем мире. Ничто на свете не способно разлучить нас. Вот! – Максим вытащил из кармана медную проволочку. – Сейчас в присутствии новобрачной и всех имеющихся свидетелей на земле и в небесах я изготовлю уникальное кольцо, достойное алмазного фонда. – Смотри! Это хрустальная бусина извлечена мной из щели в полу. Она ждала нас может, целых сто лет. Сверкала, словно капля росы, а я выковырял ее ручкой. Вот… – Максим старательно свернул проволочный жгут, нанизал хрусталину и спрятал колючие концы. – Вот так. Примерь!
– Получилось! – залюбовалась Маргарита кольцом на своем пальце. Теперь я сделаю для тебя. Я умею. В школе плела из разноцветных проводков ремешки. Смотри! – Насупив брови она старательно принялась за дело. Вскоре на ее ладони лежало кольцо. – Скромное, но прочное. Не уколись.
– Но это не шутка, Марго. Совсем не шутка, – взяв ее за руку Максим повел за собой на холм, покрытый цветами тысячелистника, колокольчиками и мелкой ромашкой. Там остановился и развернулся лицом к западу. Огромное солнце, наливаясь рубином, опускалось к елкам.
– Смотри на него и загадай самое главное.
– Я уже загадала. Давно, – вздернув подбородок, Марго подставила лучам лицо и зашевелила губами. Максим замер, сжимая ее руки.
– Солнце повенчало нас. Оно станет нашим свидетелем и защитником. Клянусь, что буду с тобой в горе и в радости, в болезни и в здравии. Клянусь – ничто на свете не разлучит нас.
– Клянусь… вторила Маргарита, прижимаясь к его груди, где под древним пиджаком, под жесткими хвостами неведомых, давно почивших коней, билось родное, навсегда принадлежавшее ей сердце…
Ехавший на велосипеде по тропинке человек с удочками и пластиковым пакетом, свернул шею, уронил пакет, остановился и протер глаза.
В пакете находилась банка свежих навозных червей, полкруга краковской колбасы, буханка ситного, малосольные огурчики и четвертинка – все, что требуется рыбаку, круто завязавшему с выпивкой.
В результате недельного запоя зоотехник Кащенко был избит женой, потом ею же отпоен парным молоком, вымыт в бане, приведен в божеский вид. Он заметно посвежел, сдал квартальный отчет и перестал видеть лебедей, являвшихся где попало после насильственного просмотра по телевизору балета Чайковского в обществе жены и тещи. Вернулся вкус к столярничанью, краковской колбасе, рыбалке. И вдруг – е-мое!
Набравшись смелости Кащенко шагнул вперед, что бы посмотреть правде в глаза. Никаких лебедей в человеческий рост, слава тебе, господи, у озера не было. Но то, что он увидел, оказалось совсем уж невозможным.
Прямо на верхушке холма стояли двое в невиданном и ненужном в пустынных сих местах очаровании. Невеста в сказочном белоснежном уборе с охапкой цветов в руках и волосами, падающими до пояса, повернула лицо к закату. Ее суженый – высокий и статный, как в иностранном журнале, то же смотрел вдаль.