Возвращение Мастера и Маргариты

– Никаких алмазов, помилуйте! Клянусь вам, королева, – это чистейшая утренняя роса! – воскликнул молодой. – Только мастера моего цеха ювелиров "Сонька Золотая лапка имени Девида Копперфильда" знают секрет превращения росы в совершеннейшие бриллианты! Такой коллекцией, уверяю вас, не может похвастаться ни один музей в мире и ни один земной властелин.

– Большая честь работать для вас. Мы ждем приговор, королева.

Пауки почтительно склонили головы, а Маргарита набросила на себя лунное серебро.

– Да это просто волшебно… Это самое восхитительное из самых волшебнейших платьев!

– Венец, королева, не забудьте венец! – зачарованно глядя на сияющую королеву, паук–ювелир открыл круглый футляр и достал широкий обруч, переливающийся до рези в глазах всеми цветами радуги.

– Звездная пыль, королева. И ничего, абсолютно ничего больше!

– Великолепно! – возложив на свои тяжелые кудри сияющий обруч, Маргарита подпрыгнула от радости: – Благодарю, благодарю вас, Лучшие мастера!

Она порхала по цветам, наблюдая, как стелется по воздуху окутавший ее туман сотканного из лунных нитей платья – туман мечты и волшебства.

Остановившись лишь на секунду, Маргарита заметила двух мартышек, одетых в сиреневые смокинги. За ручки они держали гигантский, не меньше письменного стола, поднос из чистого льда, а на нем выстроились островерхими пирамидами разноцветные вазочки.

– Извольте попробовать, извольте попробовать, королева! – верещали мартышки. – Только у нас и только сегодня! Только для вас, все, что пожелает душа!

Маргарита рухнула на тюльпанный ковер, покачалась и затихла, приступив к дегустации. Можно с уверенностью сказать, что такого мороженого никто и никогда не едал. Правда, если собрать все самые чудесные ягоды, фрукты, орешки и прочие вкусности со всей Земли, а потом провести Всемирный конкурс кондитеров, то их кулинарные результаты могли бы приблизиться к здешним. Но Маргарите ни собирать ни проводить ничего не пришлось. Она меняла вазочки, пробуя то одно, то другое, а мартышки корчили уморительные рожи и просили:

– Еще, еще одну ложечку!

– У–ф–ф… – вздохнула Маргарита, опрокидываясь на спину. – Не могу больше ни капельки. Честное слово! – и мартышки уволокли свой тающий поднос.

Тут грянул призывный марш Дунаевского и со стороны осыпанных белыми гроздями кустов акации двинулось шествие, напоминавшее цирковой парад. Русалки, гномы, дурацкие разноцветные оборотни, голубые слоники с ослиными ушами, девушки–стрекозы в высоких изумрудных сапожках с трепещущими алмазными крыльями, метровые плюшевые лягушки в профессорских очках – все, кувыркаясь и кланяясь, расположились вокруг Маргариты, как артисты на манеже. Выползла, тяжело переваливаясь, кокетливая бегемотиха в шляпке с вуалеткой, разбежались вприпрыжку полосатые, словно зебра, зайцы, встали рядком чинные жирафы с медвежьими головами и, наконец, выпорхнул вперед, раскланиваясь и приседая, длинноусый вертлявый кузнечик в элегантном фраке. Отвесив церемонный поклон Маргарите, он поставил возле ее ног большую ивовую корзину, взмахнул дирижерской палочкой, кивнул оркестру и раскатисто объявил:

– П–р–р-едставление н-начинается!

Марш сменила известная, захватывающая дух мелодия.

"В звуке вальса все плывет, весь лазурный небосвод…" – стройно запел хор, подражая Любви Орловой и закружились над тюльпанами нелепейшие пары. Подхваченные вихрем, неслись мимо Маргариты забавные уродцы и каждый из них, приблизившись к ней, не забывал положить в корзину яркий, пахнущий карамелью, фантик.

– Кто они? – спросила у кузнечика возлежащая на тюльпанах гостья.

– Ваши сны, Маргарита Валдисовна, – счастливые, детские сны. Увы, забытые.

– Да, да! Они были, были! Я долго надеялась, что в дремучем лесу встречу вот таких симпатяг. До чего же огорчалась, когда ни один, ну ни один лиловый слоник не выпорхнул ко мне из–за елок Нескучного сада. И медведь в зоопарке даже не поздоровался… А что здесь в корзине?

– Это их пожелания. Для тех, кому снятся дурные сны. Кто стал чересчур взрослым или несчастным. Целебное средство, поверьте, прелестнейшая! Не грустите ни в коем случае, умоляю, – он встал на одно колено и приложил зеленую лапку к сердцу. – Вы прекрасны и должны веселиться напропалую!