Возвращение Мастера и Маргариты

Жуткое зрелище представляли бюсты, напоминавшие инвалидов на грохочущих тележках. Тяжело переваливающийся вместе с постаментом Леонид Ильич, весь в рядах каменных орденов, расплакался от умиления. Улыбалась хозяйке бала золотая голова Хрущева, явившаяся прямо с Новодевичьего. Но на бюст Брежнева отреагировала отрицательно, саданув в орденоносную грудь сократовским лбом. Несколько малоприметных бюстов демонстративно отвернулись, игнорируя инцидент. Строго держались маршалы и прочие военные и гражданские личности, неопознанные Маргаритой.

– Их–то за что? В связи с чем они удостоились приглашения? сосредоточилась Маргарита, припоминая злодеяния гостей.

– А за то, – скривил рот, обнажая клык Амарелло. – За исторические ошибки.

– За компромиссы с совестью, за атеизм, за отсутствие веры в возмездие и высшую справедливость. А еще по статье "Если не добрый, то и не человек". Наша интерпретация евангельского хита, – улыбнулся Роланд. Персонаж известного вам сочинения уверял, что "все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, что каждому будет воздано по его деяниям". Да сбудется же это!

Хлопок в ладоши преобразил зал. Колонны с любопытными монстрами расступились, освобождая большой круг, в центр которого переместилось возвышение хозяев бала. Справа расположились судейские столы с полной командой служителей законности. Под традиционными плечистыми мантиями и белыми паричками Маргарита узнала Шарля и Амарелло. В роли адвоката очаровательно выглядел кот.

Напротив на скамье подсудимых сгруппировались памятники. Караул возле них несли черные демоны Аба Киллера.

Шарль стукнул молоточком, поднялся и огласил, сильно картавя:

– Поощрительный Трибунал летнего полнолуния объявляю открытым… – Он развернул свиток. – Слушается дело граждан: Джугашвили, Джержинского…

– О–о–о… – застонала Маргарита, не дослушав списка. – А где же танцы?

– Вы в самом деле полагаете, Маргарита, что топотня под музыку более любопытна? – Осведомился Роланд без издевки, но с любопытством.

– В моей жизни, во всяком случае, она случалась значительно реже, чем судилища, обличения, разоблачения…

– Вы не достаточно разобрались в происходящем, королева. В данный момент речь идет о вознаграждении. Каждый крупный преступник тайно жаждет награды, популярности. Он жутко тщеславен и мечтает предстать героем вот такого судилища. Но этим лицам не повезло – они мирно скончались в своих постелях. Многие, дожив до глубокой старости, как печально известный вам Лазарь Каганович или Анастас Иванович Микоян. Сейчас мы лишь собираемся одарить их тем, чего лишил их другой, милосердный судия – законным возмездием. Причем, уверяю вас, из наших обвинений не ускользнет ни один эпизод.

– Печальная и скучная процедура, – вздохнула Маргарита

– Ничем вас не удивишь, – Роланд с улыбкой протянул Маргарите крошечные наушники. – Можете воспользоваться. Только, пожалуйста, незаметно. И сохраняйте скорбное, нет, лучше глубоко возмущенное выражение на своем великолепном королевском лице. Гневайтесь, Маргарита, сверкайте очами.

Маргарита последовала совету – заткнула уши и насупила брови. В наушниках печально и торжественно зазвучал женский голос:

Когда погребают эпоху,

Надгробный псалом не звучит.

Крапиве и чертополоху

Украсить ее предстоит.

А после она выплывает,

Как труп на холодной реке,

Но матери сын не узнает,

И внук отвернется в тоске…

– Ахматова… – произнесла Маргарита.

– Верно. А есть и другие записи, – прокомментировал тихо Роланд.

Мы живем под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца,

Там припомнят Кремлевского горца…

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей.

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет.

Как подкову дарит за указом указ

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него. То малина

И широкая грудь осетина.

– Мандельштам… – прошептала Маргарита. – Мы с Мастером часто вспоминали его.

– Мы тоже, – усмехнулся Роланд. – Собрали вот редчайшую фонотеку. Ведь подобных записей авторского текста никто никогда не делал. Таковая стала бы смертельным приговором сочинителю. Но видите ли, королева, если рукописи не горят, то и слова не улетают на ветер. А карающий меч не ржавеет в ножнах.

– Мщение – ваша добродетель, экселенц. И моя, – Маргарита сняла наушники и обратила внимание на суд, подходивший к концу.

– Кто за высшую меру наказания для гражданина Джугашвили? – вопросил Амарелло зал, в котором собрались свидетели – безликие скульптуры сталеваров, ученых, скотоводов, бюсты военных героев, передовиков производства с необходимыми орудиями труда в гипсовых руках.

– Я! – ринулась Маргарита. – Я за!

– Будем слушать дела следующих по списку подсудимых или определим меру наказания по совокупности, как групповое преступление против мироздания?

– Определим! – снова воскликнула Марго, не узнавая звонкого и напористого своего голоса.