Возвращение Мастера и Маргариты

…По металлической лестнице прогремели тяжелые шаги. Нет, спускался не Игорь, похоже, парочка. Приглушенные голоса, шепот, тишина. Мара прислушалась. Кто–то прошел вниз, в кладовые и сумел открыть дверь, ключи от которой имелись только у Игоря.

Она потихоньку выскользнула на лестницу и, перегнувшись через перила, заглянула вниз. Там ярко светился прямоугольник раскрытой двери, а в нем вырисовывались тесно прижавшиеся фигуры. Мара с облегчением вздохнула, узнав Пальцева и Беллу и поспешила вернуться в кабинет. Если их волнует интим в подвале – то мешать не стоит.

Прошло минут десять и снова послышались шаги – мужчина, торопливо поднимался наверх. Белла, однако, задерживалась. Может, он обидел ее?

Сорвавшись с места, Мара вмиг оказалась внизу. Посреди ярко освещенной кладовой стояла Белла. Уставившись расширенными глазами прямо перед собой, она страшно улыбалась оскаленным ртом. Неоновый свет заливал неузнаваемо изменившееся лицо мертвенной белизной, в зрачках мерцали зеленые искры.

– Белка, ты что! – Мара схватила ее руку – сильную, полную, с крупным изумрудным перстнем. Женщина ошарашено посмотрела на нее, очевидно, не узнавая, и отшатнулась.

– Это я! Да что он с тобой сделал?

Страшно взвыв, Белла медленно сползла на пол и обхватила Марины колени.

– Что, что произошло!? – Мара присела рядом. Закрыв лицо руками, Белла начала раскачиваться и тихонько поскуливать.

– Перестань! – тряхнула ее за плечи Мара. – Прекрати истерику!

Тогда, открыв лицо, женщина молча кивнула на блестящую дверь морозилки. Термометр показывал максимум – минус тридцать. Мара нажала на кнопку – двери с лязгом разъехались. На полу тесной, как одноместный лифт, камеры лежал пестрый мешок в ярких жарптичьих разводах. Дохнуло ледяным холодом, серебрилась покрывающая стены изморозь. Среди яркого шифона белела скрюченная рука в бриллиантовых кольцах.

– Ангелина… Господи… – Мара выволокла тело женщины в комнату. Та пьяно рыгнула и сжалась в клубок. Нос и щеки казались алебастровыми, а губная помада размазалась по лицу кровью. Громко всхлипнув, Белла вновь припала к Мариным коленям:

– Что теперь делать? Что!

– Надо поднять ее наверх, в кабинет. Живо!

Тело женщины оказалось невероятно тяжелым, а Белла – фантастически сильной. Перехватив Лину за могучую талию, она выволокла ее по винтовым металлическим ступенькам на площадку, от которой расходились коридоры. Из темноты кто–то шагнул навстречу, преграждая руками путь.

– Уфф, мадам, мадмуазель… До чего ж некорошо много водка! Уфф… Шарль осуждающе качал головой, глядя на распростертую Лину. – Какой мороженый мадам Пальцев! Этот женщина много лежал в снегу. Ходил гулять без пальто. – Он быстро захлопнул отчего–то открывшуюся дверь в заснеженный двор и склонился над пострадавшей. – Корошо, что вы умел оказывать помощь. Храбрые рашен вумен.

Шарль глянул сквозь монокль на застывших подруг и уже без всяких лексических промахов скомандовал Маре:

– Вы, дорогая, бегите вызывать "скорую". Третья степень обморожения, возможна пневмония. Лежала в сугробе не менее часа… А вы, – он пригвоздил Беллу взглядом левого, без монокля, глаза, – а вы, любезнейшая мадам Левичек, позовите своего друга. Он очень, очень огорчится, застав любимую жену в столь плачевном состоянии.

Тут иностранец выхватил платок сиреневого шелка с вышитой монограммой, прижал к лицу и, ссутулясь от горя, вышел во двор. Прямо в метущую с воем метель.

Глава 30

В последний вечер уходящего года во флигельке холдинговой компании жарко топился камин. Возле него на низком диване среди атласных подушек работы Версаче полулежал Роланд, изображавший умудренного почтенным возрастом долгожителя. Его театрально–роскошный халат в стиле концертных одеяний Паваротти был распахнут, открывая край кремовой фильдеперсовой ночной сорочки и жилистые смуглые ноги, одна из которых покоилась в глубоком медном тазу с горячей пенящейся зеленью, другая лежала на полотенце. Полотенце же ниспадало с колена Амарелло, стоящего в позе оперного героя, поющего о любви. Подчерпывая корявыми пальцами из рубиновой баночки мазь, пахнущую болотной гнилью, он втирал ее в щиколотку больного. От усилий шишковатый лоб клыкастого вспотел, кирпичное лицо блестело.

– Полегче, полегче! Кости дробишь, мануальщик, – стонал мученик, прикрыв глаза.

– Может все–таки Парацельса позвать? Или этого, здешнего… Чумака. А еще лучше – мягкой лапкой махнуть, – кот поправил стоящее у стены овальное зеркало, "транслировавшее" банкет в ресторане "Музы" с полным эффектом присутствия. – Чрезвычайно удобное приспособление этот домашний экран. Какое блистательное общество собралось за праздничным столом!

– С меня довольно. Благодарю за массаж, – Роланд поднялся, морщась и разминая ноги. – Помогите Зелле! – бросил он, удаляясь в спальню.