Вертолет снизился и опустился на круглую взлетно-посадочную площадку Чесапикского лагеря. Открылась сверкающая белизной дверца, и вышедший из вертолета заместитель директора Фрэнк Шилдс, чьи спрятавшиеся в щелочки глаза были чуть ли не плотно зажмурены, защищаясь от солнечного света, подвергся словесному нападению со стороны Брэндона Скофилда, за спиной которого стоял Камерон Прайс. К счастью, большая часть гневных криков бывшего сотрудника разведки потонула в реве вращающегося несущего винта, а к тому моменту как эти двое покинули область оглушительного шума и присоединились к Прайсу, Скофилд уже успел порядком выдохнуться.
– Раз уж ты догадался, что и зачем я делаю, почему это тебя удивило, не говоря уж о том, что разозлило? – обиженно спросил заместитель директора.
– Косоглазый, это самый наитупейший вопрос, который ты задал за всю свою жизнь, черт возьми! – проревел Скофилд.
– Почему?
– Прекрати повторяться!
– Эй, Брэндон, это ты страдаешь такой дурной привычкой, а не я. И взгляни на все вот с какой стороны. Поскольку ты, несомненно, понимал, что я могу воспользоваться Л-фактором, и экзамен ты выдержал, ты чист, а мне не нужно гадать, не упустил ли я чего-нибудь.
– Всему виной ведь было то предложение, которое сделали мне Матарезе, не так ли? Миллионы и ранчо в тихом уголке…
– Это замечание было брошено мимоходом, – прервал его Шилдс, – но на какое-то время оно все-таки засело. И вспомни, двадцать пять лет назад
– Почему ты был так уверен, что я не принял это предложение?
– Потому что в противном случае ты ни за что не заговорил бы об этом с Денни во всех подробностях.
– Ты просто
– Возможно, но вспомни Прагу. Кстати, а где Денни?
– Я приказал ему оставаться в стороне до тех пор, пока не разберусь с тобой, поскольку, как мы согласились, командую парадом я. У меня ведь
– Ну как, Брэндон, ты со мной разобрался? – вместо того чтобы ответить на вопрос Скофилда, спросил заместитель директора.
– Проклятие, нет! О своей идее закрыть это место и перебраться в Северную Каролину можешь забыть! Мы остаемся здесь.
– Да ты просто сумасшедший! Матарезе известно, где мы находимся – где находишься ты. Им известно, что тебе удалось спастись с потопленного траулера; а прилетев сюда и присоединившись к нам, ты бросил им перчатку. Они не остановятся до тех пор, пока тебя не убьют.
– А скажи мне, Косоглазый, почему Матарезе так хотят расправиться со мной?
– По тем же самым причинам, по которым мы хотели тебя разыскать, – ради того, что может сохраниться в твоей железобетонной голове. Тот отчет, который ты представил много лет назад, был крайне скудным в познавательном плане, однако, говоря твоими же словами, тебе известно о Матарезе больше, чем кому бы то ни было из наших.
– Так что же мешает мне изложить все, что я знаю, на бумаге?
– Ровным счетом ничего, но существуют законы, и мы имеем дело с очень могущественными интересами, с очень богатыми и влиятельными людьми, как в правительстве, так и за его пределами.
– Ну и что?
– А то, что письменные заявления, показания давно умершего, обесчещенного агента, запятнавшего себя чудовищными злоупотреблениями служебным положением, включая неподчинение, выдачу заведомой дезинформации и постоянную ложь начальству, едва ли можно считать доказательствами, которые можно представить в суде и тем более на слушаниях в Конгрессе.
– Так порвите мое досье в клочья, сожгите его дотла! Все это уже давным-давно стало историей, которая не имеет никакого отношения к настоящему.
– Ты слишком долго был оторван от жизни,
– Ты хочешь сказать, что допросить мой хладный труп нельзя, а все остальное, что сохранилось обо мне, – это летопись необходимых действий, предпринятых мной, за которые я снискал себе славу непредсказуемой стихии.
– Именно это я и хотел сказать. Ты станешь эксгумированной тухлятиной, в которую безжалостно вопьются острые клыки Матарезе. – Помолчав, Шилдс жестом предложил Скофилду и Прайсу отойти вместе с ним подальше от притихшего вертолета и суетящегося вокруг него экипажа. – Послушай меня, Брэндон, – снова заговорил он, когда они остались втроем, – я знаю, что Камерон прокрутил тебя через мясорубку, выжимая всю правду, и я сделаю то же самое. Но, прежде чем мы пойдем дальше, я хочу поговорить с тобой начистоту. Между нами не должно быть никаких секретов.
– Старина Косоглазый хочет исповедоваться