Возвращение Матарезе

– Знаешь, по-английски ты говоришь чертовски хорошо.

– Виноват в этом исключительно Брэй. Когда мы решили остаться вместе, он притащил мне десятки пластинок, кассет с курсами «Говорите по-английски правильно» и так далее, и так далее. Сам Брэй учился в Гарварде, но сейчас он утверждает, что у меня английская грамматика еще лучше, чем у него. И, если честно, в этом он прав. Брэй не может отличить неопределенное причастие от наречия.

– И я тоже, – усмехнулся Камерон, усаживаясь за столик. Антония тем временем занялась кофеваркой. – Но если ты позволишь мне немного любопытства – а ты имеешь полное право отказать, – как получилось, что вы решили, как ты только что выразилась, «остаться вместе»?

– Наверное, самым очевидным было бы ответить, что это любовь, – сказала Антония, отрываясь от белой пластмассовой кофеварки и поворачиваясь лицом к Прайсу. – И, определенно, физическое и эмоциональное влечение сыграло свою роль, но было и нечто другое, нечто большее. Брэндон Скофилд попал в страшный переплет, за ним охотились и его враги, и собственное начальство, причем и те и другие желали его смерти. Он мог бы – они с Талейниковым могли бы – пойти на многочисленные компромиссы, тем самым отменив вынесенный им смертный приговор. Но они этого не сделали, так как им стала известна правда о Матарезе. Вся правда, Камерон. Многие, слишком многие из числа сильных мира сего испугались пойти следом за ними, потому что среди них расползлась ржавчина измены… Брэй и Василий послали этих людей ко всем чертям и пошли до самого конца. Талейников умер, чтобы дать нам с Брэем возможность ускользнуть из кровавой мясорубки, и я осталась с гигантом, с человеком думающим и непритязательным, во многих отношениях мягким, до тех пор пока не возникает необходимость стать жестоким. И этот человек был готов без колебаний отдать за меня свою жизнь. Ну как я могла не полюбить такого человека, как могла не проникнуться к нему бесконечным восхищением?

– Брэндон не производит на меня впечатление человека, которому нужно, чтобы им восхищались. По-моему, он, наоборот, чурается этого.

– Ну разумеется. Потому что это напоминает ему о «плохих днях», как он называет то время. То время, когда последнюю черту подводило оружие: или убивал ты, или убивали одного из твоих друзей.

– Но все это осталось в прошлом, Тони. «Холодная война» закончилась. Сейчас такого больше нет.

– Прошлое является Брэю в кошмарных снах. Своей пулей он обрывал жизнь молодых и стариков. Память об этом навсегда останется с ним.

– Но если бы он не нажимал на спусковой крючок первым, убивали бы кого-нибудь из его друзей. Брэндон же должен это понимать.

– Наверное, он все понимает. По-моему, его всегда больше беспокоили юные фанатики. Слишком юные, слишком уязвимые, чтобы отвечать за то безумство, которое творилось их руками.

– Антония, это были убийцы.

– Это были дети, Камерон.

– Не в моих силах решить проблемы Брэндона, да и, по большому счету, я пришел к вам не для этого.

– Разумеется. Кстати, а зачем ты пожаловал к нам в столь ранний час?

– Почему бы тебе не разбудить своего льва? Это поможет сберечь время, потому что я не хочу повторять свой рассказ дважды. Если честно, у меня нет никакого желания задерживаться здесь надолго – на тот случай, если за мной сейчас пристально наблюдают.

– Даже так? – спросила Антония, глядя Камерону в глаза.

– Даже так, – тихо подтвердил Прайс.

Через пять минут на кухню вошел растрепанный Скофилд, а следом за ним – Антония. Оба были в халатах: Антония – в новом, белом, махровом; Брэндон – в доисторическом, чистом, но порванном в нескольких местах.

– Если бы мы остановились в приличной гостинице, – кратко заметил он, поймав на себе вопросительный взгляд Прайса, – я бы смог стащить приличный халат… Черт побери, сынок, что у тебя? Это должно быть нечто важное, иначе я наложу на тебя взыскание – или как там делается у этих идиотов-военных? Да, а где кофе?

– Садись, дорогой, уже наливаю.

– Ну, Кам, выкладывай, с чем пришел. По своей воле я не вставал в такой ранний час с той жуткой ночи в Стокгольме, когда одна молодая дама случайно ошиблась номером…

– Болтун, – с мягким укором произнесла Антония.

Поставив на стол две чашки кофе, она подсела к мужчинам.

– А ты сама не будешь? – спросил Прайс, кивая на свою чашку.

– Я предпочитаю чай, и мои запасы подошли к…

– А я умираю от любопытства, черт побери! – прервал жену Скофилд. – Говори, юноша.

– Помнишь, я жаловался тебе на то, что подполковник Монтроз ходила за мной повсюду как привязанная?

– А то как же. И я помню также, что предположил, не запала ли она на тебя.

– Что я тотчас же отмел. Наша Лесли ко мне совершенно равнодушна. Хочешь верь, хочешь нет, но я знаю в этом толк, и мы не в Стокгольме. Поэтому, когда на прошлой неделе погиб Брэкет и Монтроз возглавила службу безопасности, я решил, что настала пора поменяться с ней местами. Обязанностей у нее стало во много раз больше, внимание ей приходится разделять на десять разных дел, к тому же Монтроз хочет выслужиться и составить о себе хорошее мнение в Пентагоне.