"Возвращение Мюнхгаузена". Повести, новеллы, воспоминания о Кржижановском

Стынский, вернувшийся очень поздно, проснувшись перед полуднем, с удовольствием увидел усевшийся на оконных рамах, как на насестах, снег. Набросив одежду, он подошел к стеклу: крыши опадали снежными горами, деревья оделись в белую цветень, и даже фантастические контуры облаков, остановившихся над городом, казались вылепленными из снега. "Хорошо б послушать снежного скрипа", - подумал Стынский и, не дожидаясь следующей мысли, надел пальто и стал спускаться привычными поворотами ступенек вниз. Над створчатым треугольником он, как обычно же, приостановил шаг и крикнул:

- Алло, Штерер.

Никто не откликнулся.

Стынский, спустившись еще на три-четыре ступеньки, перегнулся через перила и повысил голос:

- Алло, Штерер, не притворяйся деревом. Идем.

Ответа не последовало.

Стынский, сбежав с лестницы, стал у створ клетки и постучал: стук был тупым и обрывистым. И ни звука в ответ. Тогда он распахнул створы: вся подлестничная каморка от низу доверху была забита поленьями дров; их плоские распилы, тесно вжатые друг в друга, тугим влажным кляпом торчали из распяленного горла дверей.

Стынский отшатнулся с ширящимися зрачками: темные пятна скользили сквозь поле зрения; казалось, это падает плоскими хлопьями черный снег.

Исчезновение Максимилиана Штерера не было одиночным. Шепоты превратились в шелесты. Самое молчание боялось слишком громко молчать. Впрочем, ни Стынский, ни двадцатишестиязыкий молчальник лингвист, ни издатель, заблаговременно выселивший рукопись "Воспоминания о будущем" из архивов Центроиздата, не удивлялись: именно это - на ближайшие сроки - и предсказывала рукопись.

Иногда комната в Крутицком переулке собирала их всех троих над уцелевшими листками Штерера. Стынский, которому удалось, следуя вскользь брошенным фразам создателя времяреза, отыскать местонахождение некоторых его старых тетрадок и записей достартного периода, не решался доверить их глазам специалистов. Перекладывая и приводя в порядок поблекшие листы, они радовались отыскивающимся среди иероглифически непонятных знаков, сцепляемых в сугубые непостижимости формул, ясные - точно прогалины в лесу - слова.

Так было и в этот вечер. Трое среди ледяных декабрьских звезд, пластающихся на стеклах, за закрытой дверью с опущенным на замочную скважину железным веком молча наклонялись каждый над своей бумажной стопкой. Было уже за полночь. Вдруг лингвист приподнял голову:

- Тут вот прислонившаяся к формуле фраза: "Здесь через время переходить опасно". И все-таки он перешел и...

- Да, - пробормотал издатель, поправляя роговые заушники очков, - а вы читали сегодняшний вечерний листок? Точка в точку, штрих в штрих.

Стынский, недослушивая, оборвал:

- На своей биографии Максимилиана Штерера я поставлю эпиграфом... - И, глядя в сторону, отскандировал: - "Уведи меня в стан понимающих".

- "Погибающих", - поправил лингвист.

- Одно и то же.

И трое продолжали работу.

1929

А. Бовшек ГЛАЗАМИ ДРУГА (Материалы к биографии Сигизмунда Доминиковича Кржижановского)

Всю мою трудную жизнь я был литературным небытием, честно работающим на бытие.

С. Кржижановский

КИЕВ

I

Киев. 1920 год. Я иду по улице вдоль сплошной стены снега и выбеленных инеем деревьев. Огромные сугробы на тротуарах и мостовой стоят неподвижно, терпеливо дожидаясь первых теплых лучей солнца, чтобы, превратившись в шумные водные потоки, заявить о приходе весны. На улице мало прохожих, еще меньше проезжих. Изредка слышится тревожное цоканье копыт, проносится одинокий всадник или целый отряд конных. По тому, как выглядят всадники: в широких красных штанах, с оселедцами на головах и с пиками наперевес, в черных мохнатых шапках или в серых шинелях и фуражках с пятиконечной звездой, - можно определить, чья власть в городе: петлюровцев, белых или красных. Сейчас в Киеве большевики и относительный порядок.

Проходя мимо дверей консерватории, я замечаю прибитое четырьмя гвоздиками небольшое печатное объявление:

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО УЧАЩИХСЯ КОНСЕРВАТОРИИ.

СЕМИНАРИЙ ПО ОБЩИМ ВОПРОСАМ МУЗЫКИ

А. К. БУЦКОГО[93].

С. Д. Кржижановский

Чтения и собеседования по вопросам искусства

6 чтений первого цикла

1. Четверг 1 марта	Культура тайны в искусстве
2. Понедельник 5	Искусство и "искусство"
3. Четверг 8	Сотворенный творец (И. Эригена[94])
4. Понедельник 12	Черновики. Анализ зачеркнутого
5. Четверг 15	Стихи и стихия
6. Понедельник 19	Проблема исполнения

Чтения будут проходить в зале консерватории. Начало в 8 1/2 вечера.

Абонементы на все чтения 500 рублей.