"Возвращение Мюнхгаузена". Повести, новеллы, воспоминания о Кржижановском

Возвращение в Москву не оправдало надежд, не принесло радости. Театры, оспаривавшие право первой постановки "Попа и поручика", вдруг замолчали; переговоры и связи прекратились. Трудно было понять, что, собственно, произошло. Самолюбие мешало Кржижановскому расспрашивать о причине краха. Вывод был ясен: проникнуть на сценическую площадку так же трудно, как попасть на экран кино или в печать. В правильности этого вывода он окончательно утвердился, когда выяснилось, что постановку "Евгения Онегина" в Камерном театре, как я уже раньше рассказывала, тоже постиг крах.

"Самсон не боролся со своей мельницей. Он отращивал свои волосы, а может быть, и то, что под ними: мысль".

Кржижановский продолжал писать. Он не мог не писать, также как пчела не может не откладывать мед, даже если убраны соты. Это были новые новеллы, которые он предполагал объединить в сборник "Чем люди мертвы". Работа была для него опасением. Он жил уединенно, избегая встреч с людьми и не заводя новых знакомств. Правда, одно неожиданное знакомство-встреча внесло тепло в его жизнь, но и то быстро рассеялось. С. Д. продолжал еще встречаться с Василенко: они вместе подготовляли монтаж "Попа и поручика" для радио. Кржижановский приехал однажды во Влахернское. Василенко угостил его великолепным со льдом квасом и гениальным с пылу с жару Филатовым. Сперва Владимир Петрович косился на С. Д., говорил как сквозь стену, но не то третий, не то четвертый парадокс заставил его распахнуть дверь.

Кончилось тем, что Филатов увел его в свою комнату, читал свои стихи, робко и взволнованно, как ученик, взяв с него слово, что он еще приедет и вообще они будут видеться. Но даже это знакомство Кржижановский не закрепил. Встречи с людьми были для него болезненны. Он чувствовал себя проигравшим игроком, неудачником, стыдился своей роли, но в то же время не переставал верить в свои творческие возможности и полезность своей работы. Особенно тягостно ему было общество писателей.

Ланны устроили ему бесплатную двенадцатидневную путевку в Дом отдыха писателей в Голицыне. Кржижановский отказался ехать, но в конце концов уступил настоянию товарища. На десятый день он сбежал. У него была хорошая комната, все удобства для работы, но моральная обстановка оказалась тягостной: "Мне об этом не говорят, - жаловался он, - но ощущают меня как некий призрак, привидение от литературы. Причем ничуть не страшное. Я являюсь к чаям, ужинам, затем рассеиваюсь за дверью комнаты № 8".

Ни явь, ни сон не давали ему покоя, алкоголь стал для него необходимостью. Когда его спрашивали, что привело его к вину, он говорил, отшучиваясь: "Трезвое отношение к действительности".

И все же он продолжал писать. В тридцать девятом году он закончил пьесу "Тот, третий". Первоначально тема была задумана как роман. С. Д. хотел найти возможные литературные решения незаконченной повести Пушкина "Египетские ночи". Почему "Тот, третий" имени векам не передал. Постепенно его стала неотступно увлекать тема сыска, преследования и бегства. В пьесе обе темы переплелись: литературная и философская. Заканчивался и цикл рассказов о Западе.

Евгений Германович Лундберг, познакомившись на курорте с редактором "Советского писателя" Граником, охарактеризовал ему Кржижановского как оригинального талантливого писателя и передал ему сборник "Рассказы о Западе"[132]. Сборник безоговорочно был принят Граником к печати, отредактирован Митрофановым и уже поступил в набор. Теперь наконец-то Кржижановский будет держать в руках свою книгу, рассказы выйдут в свет и встретятся с читателем. Это была, несомненно, крупная козырная карта... Но в июне 1941 года радио сообщило советским гражданам о том, что фашистские полчища ворвались на территорию нашей страны. Война... Рушились все планы всех учреждений, в том числе и "Советского писателя". Карта бита.

XIII

Война... Москву трудно узнать. На стеклах окон белые перекрещенные бумажные полосы, у магазинов мешки с песком, на улицах надолбы. На лицах прохожих серьезность, сосредоточенная озабоченность. Оставалась едва четвертая часть населения: немцы быстро приближались к Москве, и жители торопливо покидали город. По вечерам бомбежка: людские жертвы, разрушенные дома.

Арестован Левидов - самый верный, терпеливый и добрый друг, Левидов, твердо веривший в мощь русского духа и неизбежность нашей победы.

Знакомые и друзья один за другим уезжали на Восток: за Волгу, в Сибирь.

Кржижановский решил остаться в Москве. На недоуменные вопросы отъезжающих он отвечал: "Писатель должен оставаться там, где его тема".