Возвращение на Алу

— Имя твое подобно свисту лезвия, рассекающего плоть, — говорила она мне, возникая рядом в том же обличии, в каком я видел ее последний раз, высокая, стройная, отрешенная. — Я не могу отныне смотреть в твои глаза, но не в силах и отвернуться… Что наделала судьба, так распорядившись нами?

Я тянул к призраку разбитые пальцы и хрипел, указывая на корону, что венчала ее черноволосую голову:

— Вот убийца, стократ опаснее любого злодея!

В ее глазах вспыхивали и любовь, и гнев, и отчаяние:

— Не обманывай себя, Тассатио! И не пытайся обмануть меня. Это оправдание достойно лишь юнца, неспособного отвечать за свои деяния! Жажда власти затмила твои очи, Тассатио. Ты стал преступником, ты стал бунтовщиком в глазах моего супруга. Но теперь ты убил и его…

— Теперь я убил и его, Танэ-Ра… — повторял я.

— Не смей говорить, что из любви ко мне!

— Нет, конечно нет! Разве убивают из любви? Убивают из-за ненависти. Убивают из-за ревности, Танэ-Ра. Но неужели я ревновал? Неужели случилась бы та ночь, если бы у меня был малейший повод ревновать тебя, Танэ-Ра? Ты позволила бы? Откликнулась бы ты на мой призыв тогда, на острове Трех Пещер, Танэ-Ра?

Она бросалась ко мне, пылко хватала за скованные запястья, заглядывала в самую душу синими ледяными морями очей.

— Я не смогу спасти тебя, не смогу. Что ты наделал? Почему ты не бежал оттуда, зачем позволил себя схватить?

И всякий раз я смолкал. Неужели у меня тогда был какой-то выбор? Но что взять с наваждения — оно вопрошает, не слушая ответов…

Не знаю, сколько минуло времени. Думаю, что много, но меня о нем не извещали. И однажды в мою камеру вошел странный человек. Это не было галлюцинацией. Пожилой сухопарый мужчина был реален.

— Может, подождете, когда меня, как обычно, усмирят? — прошепелявил я в ответ на его приветствие.

Но тот и бровью не повел. Он был прост и доброжелателен, насколько это может позволить себе высший сановник, когда хочет что-то заполучить ради своей выгоды.

— Меня зовут Паском, Тассатио. Я был духовным наставником Правителя этой страны.

Мне стало так скучно, что я едва не зевнул, а не зевнул только из-за боли в вывихнутой челюсти. Не хватало мне тут еще всяких духовников! Пусть уж лучше продолжают курочить мою физиономию, чем я стану выслушивать бред просветленных идиотов.

— Постой, не спеши отворачиваться от меня, Тассатио.

— Что ты, девка красная, чтобы я тобой любовался? — я шумно сплюнул ему под ноги.

А вдруг удастся разозлить его? Как шарахнет волной смерти — силищи-то метальной у него ого-го! Так и сочится, как жир из кабанчика на вертеле…

Паском остался невозмутим:

— Я был его духовным наставником по суетной необходимости, но тебе я довожусь учителем в соответствии с законом мироздания, и ничего тут не поделаешь…

Если бы губы мои не были разбиты в кашу, а почти все передние зубы сломаны или выбиты напрочь, я бы посвистел.

— Я знаю истоки твоей ненависти, Тассатио. Твой дух еще чересчур молод и дик, он лишь недавно сформировал «куарт»[1] для постижения нынешней ступени бытия. Ты во всех своих воплощениях этой реальности находил и находишь себе врагов. И будешь находить, если останешься в этом мире…

— Не старайтесь, Паском, или как вас там еще. Кое-кто позаботится, чтобы в этом мире я не остался.

— Ты не понял меня.

— Ну тогда говорите проще.

— Есть вещи, которые в упрощенном изложении выглядят абсурдом.

— А ваши мудрые сентенции абсурдом не выглядят?!

— Послушай. Просто послушай. Убивая, ты забирал себе всю грязь, совершенную твоими жертвами, а они очищались за твой счет. Представляешь, что ты наделал, взяв на себя его вину в смерти трех миллиардов аллийцев, Тассатио? Ты разъярил Мироздание. В твоей душе теперь столько грязи, что это твое воплощение прервется, а новое не состоится уже никогда: «куарт» будет развеян, аннигилирует.

— Потрясающе! А можно сделать это поскорее? Мне до одури надоело созерцать извращения вашего Мироздания.

— И воплощение, и полярный «куарт» твоей попутчицы — тоже…

— Господин духовник, бросьте вы уже это промывание мозгов. Шантажом вы меня ни в чем не убедите. Убирайтесь отсюда.

Паском вздохнул:

— Что ж… Жаль… Я вижу, говорить с тобой, — (Он сделал ударение на этом «с тобой», как будто был кто-то еще.), — бессмысленно.

Тут он оказался прав. Я слишком устойчив к внушению, и его слова не тронули меня. Зачем он приходил, я так и не понял.

Танэ-Ра

Стража у дверей расступилась, пропуская Паскома в покои вдовы Правителя.

— Это вы… — промолвила она и, отвернувшись, продолжила разглядывать что-то на лезвии меча.

Мир таинственного зазеркалья отныне казался ей в сотню раз более притягательным, чем серая и жестокая реальность. Танэ-Ра казалось, что знай и соверши она какой-нибудь древний обряд — и меч откроет ей коридор в мир За Вратами, куда она уйдет и будет счастлива вдвоем с его хозяином. Там, где больше нет никого.

— Что вы видите там, моя царица? — спросил Паском, приближаясь к ее креслу.

Она ответила вопросом на вопрос:

— Это вас мне нужно благодарить за то, что я могу сохранить у себя его оружие, советник Паском?