Возвращение на Голгофу

Если бы они знали, если бы они только знали тогда, что этот радостный вечер, покойная ночь с 20 на 21 августа и завтрашний день могли решить судьбу двадцатого века, судьбу мира, судьбу России, судьбу каждого из них. Если бы только они могли знать, что в ту ночь счастливый ключ судьбы еще находится в их сильных руках — руках русских офицеров корпуса генерала Епанчина. Но он выскальзывает из их пальцев во время покойного сна и падает в кровавую бездну. Если бы только они знали….

Фрагмент рабочей карты штабс-капитана Орловцева с местом сражения 27-й дивизии 20 августа 1914 года в 15 км юго-восточнее Гумбиннена (Гусева).

П. Допенен — Покрышкино, п. Вальтеркемен — Ольховатка, п. Маттишкемен — Совхозное, п. Варшлеген — не сущ., п. Соденен — не сущ., п. Риббинен — не сущ., п. Грюнвайтшен — Новостройка, имение Рудбарчен — не сущ., п. Эндцунен — Чкалово, п. Гросс Тракенен — Ясная Поляна, п. Швигсельн — не сущ., п. Вирбелн — Сурково, п. Йодцунен — не сущ., п. Аугступенен — Калининское, п. Альт Грюнвальде — Коврово1.

— 6 — Сентябрь 1944 года

Мальчишкой Штабной пытался разузнать, где гнездятся сороки. Но так и не узнал, уж очень осторожны были это стрекочущие длиннохвостые птицы. Вспомнил он об этом потому, что причиной его нынешнего раннего подъема стал их крикливый базар за окном. Какие новости принесут сороки на своих отливающих зеленоватым блеском хвостах в этот длинный день?

В конце августа и начале сентября светает уже не так рано, как в июне, и туман с ночи почти до полудня царит над литовскими полями и лесными ложбинами. Штаб фронта расположился в сосновом лесу. Густой запах хвои и смолы, растопленной солнцем за день, наполняли каморку Орловцева. Он шагнул за дверь, утренняя прохлада приняла его в свои объятия, и лес, безмятежный лес, зашептал над его головой свою вечную сказку.

Сегодня с утра есть пара свободных часов, можно и отвлечься от работы. Он направился в молодой соснячок, топорщившийся иголками, метрах в трёхстах за территорией штаба. Сапоги глубоко утопали в мягком зеленовато-жёлтом мхе, в кармане лежал перочинный ножичек с двумя лезвиями, сбережённый ещё с гимназических времён. Сосенки стояли ровными рядами, и можно было видеть этот игрушечный, чистый лесок насквозь. Кругом не было ни души, и кроме птичьего щебетанья ни один посторонний звук не нарушал утренней тишины. Стайки маслят, с темно-коричневыми, а то и светло-жёлтыми шляпками весело разбегались по междурядьям, иногда прячась под ветки молодых сосенок, склонившиеся до самой земли. Орловцев достал ножичек, торбочку и стал аккуратно подрезать ножки молодых маслят, бережно укладывая их в торбу. Со стороны это было похоже на странный обряд-священнодействие: человек кланялся до земли, затем выпрямлялся, делал несколько шагов, снова наклонялся и замирал над каким-то известным только ему священным сокровищем. Занятие это не требовало особого сосредоточения, и мысли Штабного были далеки от сбора грибов.

Он неотступно размышлял о том, что происходило здесь тридцать лет назад, о тех давних событиях, расколовших и погубивших страну.

Ведь начиналась эта агония в июле 1914 года. И начиналась впечатляющим, таким ярким патриотическим единением Царя и Народа. Можно ли было избежать той войны? И таким образом чёрной лавины всех дальнейших событий. Орловцев считал, что именно война стала главной причиной крушения Российской империи. А все-таки, может быть, была возможность победить в ней? Чем больше он размышлял над этим, тем яснее для него становилась неизбежность войны. Где, в какой момент была перейдена та граница, за которой война становилась неотвратима и уже не было никакой возможности избежать её?