Читаем Возвращение на Голгофу полностью

Курт чувствовал, что женщина из последних сил вцепилась в его ремень, и, как ни странно, это добавляло ему сил. Он имел достаточный опыт в отношениях с женщинами, были и случайные встречи, и долгие привязанности. Однако такой потребности заботиться о женщине и её ребёнке он никогда не испытывал. Он совсем не знал её, впервые увидел два часа назад, и вдруг такое наваждение. Сгусток войны, огромная концентрация событий спрессовали его время. Нет, он не потеряет эту женщину, просто так не отпустит, он ей скажет, скажет, что она нужна ему. И он уверен, и ей он необходим.

Маленький вокзал затопила людская река. Они потоптались у порога и решили, что пробиваться внутрь бессмысленно. Рискнули выйти на железнодорожные пути и по шпалам дойти до перрона. В огромной толпе, колыхающейся на перроне, Курт расслышал осипший женский голос, каждую минуту кричащий «Франциска… Франциска…».

— Слышишь, это тебя ищут… — Он решился тронуть спутницу за руку.

— Это мама, моя мама. Пошли к ней. — Франциска схватила Курта за рукав и потащила к центру перрона. С трудом они пробились к матери.

Почти сразу же подали поезд. Толпа бросилась к вагонам, Франциска с матерью оказались прямо у дверей. Их сначала вжали, а затем внесли в вагон, а Курт так и остался у вагона с девочкой на плечах и тюками в обеих руках. Девочка плакала, фельдфебель заметался у вагона. Наконец увидел Франциску, прижавшуюся к стеклу.

— Открывай, открывай окно, — стучал Курт ладонью, — в вагон мне не пробиться. Передам Гретхен в окно. — Франциска отчаянно пыталась опустить стекло, безуспешно билась в него. Курт перебежал к соседнему, достал пистолет и рукояткой ударил в окно. Старик, прижатый к окну, испугавшись, что он разобьёт стекло, попробовал открыть, и удача — окно подалось. Курт высоко поднял Гретхен и протиснул в верхнюю часть окна. Тюки не пролезали, и он, распоров мешковину просунул вещи в вагон по частям. К этому моменту Франциска добралась до окна и, крепко обняв дочь, плакала. Паровоз дал сигнал об отправлении, Курт отчаянно закричал:

— Франциска, слышишь, Франциска, я люблю тебя. Я выживу, останусь жить и найду тебя потом, после войны. Меня зовут Курт Матцигкайт, моя мама теперь живёт в Дрездене на берегу Эльбы, в доме возле «Дойчебанка», поезжай к ней. Ты найдёшь её там по фамилии. Скажи, что ты моя жена и мы простились в Гумбиннене, она примет вас. Я вернусь туда. Слышишь, вернусь обязательно. — Франциска оторвалась от дочери, она кивала ему, и слёзы текли по её лицу, попадали в рот… Нелепая и растрёпанная, она вдруг крикнула ему:

— Любимый, я буду ждать тебя в Дрездене, у твоей мамы, я буду ждать тебя там. — Поезд, натужно пыхтя, тронулся от перрона, но Курт ясно услышал эти несколько слов, поразивших его.

Поезд исчез из вида, фельдфебель всё ещё стоял в бурлящей толпе, не веря в произошедшее. Но это произошло, случилось то, чего он никак не ожидал. Совсем не к месту и не ко времени, но случилось.

Он спешил в штаб и всю дорогу думал о странной встрече, о мгновенной приязни, даже страсти, вспыхнувшей в нём к совсем незнакомой женщине. Будто в кровь ему впрыснули любовный эликсир, спасительный эликсир, дающий смысл всей его дальнейшей жизни. Не гибельный, разрушительный смысл его сегодняшнего военного предназначения, а новый смысл, дающий продолжение жизни. Зачем ему послана эта случайная встреча на забытой Богом снежной сельской дороге? Значит, так нужно. Она даст ему опору в эти последние месяцы военной катастрофы, даст стимул для борьбы за жизнь? Весь его опыт последних лет говорил о невозможности выстроить личное счастье, о его мимолётности, об обязательном, быстром крушении всех мучительно выношенных надежд. Но сейчас он не мог, не хотел примерять к себе весь этот жизненный опыт. Его душа ликовала, полная предчувствий огромного счастья.

Фельдфебель неотрывно думал о Франциске, пока не свернул с трассы на просёлочную дорогу. Через полчаса он добрался до штаба. Доложил о прибытии дежурному офицеру, сдал журнал наблюдений. Подробно сообщил о прибывшей недавно на позиции русской артиллерийской батарее. На этом его служебные обязанности закончились, осталось решить дело с провиантом да поговорить со старыми сослуживцами. Немного таких осталось, но здесь при штабе взводом сапёров командовал его старинный знакомец. Курт застал его за поздним обедом, в мрачном настроении. Коротко переговорили. Сапёры на месте не сидели, мотало их по всем окрестным посёлкам, дорогам и полям. С местным населением они встречались ежедневно и реальную обстановку знали не понаслышке. А в последние дни минировали мосты через реки Ангерапп и Писса. Исходя из этого, он убежденно доказывал Курту, что до решительного наступления русских осталось никак не больше недели. Курт не спорил, слушал да мотал себе на ус. Потом потащил его на кухню и, пользуясь его офицерским авторитетом, выговорил себе провианта чуть больше, чем полагалось.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
Крещение
Крещение

Роман известного советского писателя, лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ивана Ивановича Акулова (1922—1988) посвящен трагическим событиямпервого года Великой Отечественной войны. Два юных деревенских парня застигнуты врасплох начавшейся войной. Один из них, уже достигший призывного возраста, получает повестку в военкомат, хотя совсем не пылает желанием идти на фронт. Другой — активный комсомолец, невзирая на свои семнадцать лет, идет в ополчение добровольно.Ускоренные военные курсы, оборвавшаяся первая любовь — и взвод ополченцев с нашими героями оказывается на переднем краю надвигающейся германской армады. Испытание огнем покажет, кто есть кто…По роману в 2009 году был снят фильм «И была война», режиссер Алексей Феоктистов, в главных ролях: Анатолий Котенёв, Алексей Булдаков, Алексей Панин.

Василий Акимович Никифоров-Волгин , Иван Иванович Акулов , Макс Игнатов , Полина Викторовна Жеребцова

Короткие любовные романы / Проза / Историческая проза / Проза о войне / Русская классическая проза / Военная проза / Романы