Возвращение на Мару

А потом… Потом над Голубицей, над притихшим вечерним миром зазвучала волшебная песня. Ее слова долетали до дальнего барского сада в Козловке, до домика лесничего Степана Андреевича на кордоне. И мне показалось, что не только Сердобольск, но и весь этот подлунный мир внимает пению моих близких:

Уж вечер. Облаков померкнули края,
Последний луч зари на башнях умирает,
Последняя в реке блестящая струя
С потухшим небом угасает.
Все тихо… Рощи спят,
Вокруг царит покой;
Простершись на траве
Под ивой наклоненной —
Внимаю, как журчит,
Сливаяся с рекой
Поток, кустами осененный.
Как спит с прохладою
Растений аромат,
Как сладко в тишине
У брега струй плесканье,
Как тихо веянье зефира по водам
И гибкой ивы трепетанье.
…Когда, притихшие и счастливые, мы не спеша пошли по дороге к Сердобольску, нас окликнули. Из-за кустов черемухи быстро вышла незнакомая женщина.

— Простите великодушно, сказала она. — Это вы сейчас пели? Здесь, на берегу?

— Мы, — ответила Лена. — Не понравилось?

— Что вы, наоборот! Мой дом рядом, он в Козловке крайний. Я корову свою доила, слышу, кто-то поет. Хорошо так. Вот, возьмите…

— Что это?

— Баночка молочка. Пейте на здоровье.

Мы, опешившие, еще ничего не успели понять, как женщина повернулась и исчезла в надвигающихся сумерках.

— Вот видите, — первой заговорила Маша, — теперь мы можем пением себе на пропитание зарабатывать, будем ходить по… — Но, увидев, что родители стоят по-прежнему тихие и растерянные, спросила:

— Я что-то несуразное сказала?

— Почему? — ответила Лена. — Суразное. Просто бывают моменты, когда слов не надо. Сейчас именно такой момент.