Возвращение на Остров Мечты

Стиравшая перед дверями кухни белье Марика глянула на юношу недружелюбно. Сложно угадать, рассказала ли ей дочь о подробностях случившегося, поскольку с некоторых пор старуха стала неприветливой со всеми ребятами без исключения. Работу свою выполняла исправно, но прежней душевности богоотступники у нее больше не встречали. Впрочем, Марика редко позволяла себе скандальные поношения, да и тогда Беронбос одергивал ее. Творца и родину супруги явно ставили на разные места.

— Чего тебе? — нахмурилась старуха.

— С Ринарой бы словечком перекинуться.

— Нечего девку от дела отвлекать. А то перекидываются тут… чем попало. Глазом моргнуть не успеешь, как в грязи бесовской очутишься.

Шагалан нашелся бы, чем ответить, однако давно усвоил, что пререкаться с фанатично верующими бесполезно. Он молча двинулся в обход к дверям, но Марика преградила дорогу.

— Куда опять? Сказано же, занята она. Забот непочатый край, а еще и грехи великие замаливать.

Видимо, ночные приключения Ринара не утаила.

— Не волнуйтесь, тетушка, я надолго ее не оторву. А минутку уделить требуется.

— С чего это вдруг? — Распетушившаяся Марика бесстрашно наседала на гостя и не пытаясь соизмерять силы. — Оставь ты ее, негодник, в покое! И забудь ты…

— Матушка! — Ринара в строгом черном облачении возникла на пороге. — Не тратьте силы зря. Если молодому человеку нужно, я переговорю с ним.

Старуха с сомнением покосилась на дочь, затем на Шагалана и, бормоча что-то под нос, возвратилась к своему белью.

— Пойдем.

Девушка спустилась во двор и направилась к темнеющему за холмами берегу. Шла легко, гибко, не оглядываясь. Остановилась невдалеке, едва их слова потеряли шанс долететь до посторонних ушей.

— Чего ты хотел? — Она развернулась навстречу юноше.

Шагалан с невольным удивлением рассматривал это лицо. Бледное, с обострившимися чертами, бескровные губы, тщательно упрятанные под платок рыжие пряди. И стылые, отрешенные глаза. Нечто похожее он заметил уже тогда, лишь окончательно стихли страстные стоны и воспаленное дыхание. Казалось немыслимым резко перейти от нежной доверчивости к студеной замкнутости, однако случилось именно такое. Чудесный цветок раскрылся на считанные минуты, подарил свою обворожительную красоту и ласку ночному небу, после чего немедля затворился вновь. Возможно, навсегда. Тогда Шагалан понадеялся, что время и внимание излечат эту изломанную душу, что единожды преодоленный рубеж обречен рухнуть. Пожалуй, он ошибался. Сейчас перед ним был чужой человек, еще не всецело враждебный, но отстраненный, взявший под жесткий контроль несдержанные сердце и плоть. Тем печальнее, что человек этот оставался по-прежнему невероятно дорог.

— Зачем ты хотел меня видеть? — ровным, бесцветным голосом повторила Ринара.

Юноша замешкался, подбирая слова.

— Мы уходим. Завтра на заре.

— Так скоро? — Облачко тревоги над непробиваемым ледяным панцирем.

— Только я и Кабо. Остальные начнут чуть позже.

— А-а, понятно. Что ж, счастливого пути.

— И все?

— Ожидал чего-то большего?

— У меня вроде были на то основания.

Ринара опустила голову, потянула платок, пряча бросившийся к щекам румянец.

— Не было ничего. Слышишь, между нами там ничего не произошло! А впрочем… думай, как пожелаешь, Шагалан. Гордись подаренным тебе целомудрием или забудь о нем, мне все равно. Для меня та ночь в прошлом и будущего не имеет.

— Уже успела раскаяться?

— Раскаяться нехитро. Грех мой, без спору, серьезен, и наказание положено суровое. Но я приму его спокойно, поскольку знала, на что шла. Ведь ради великой цели мы все в лагере совершаем сделку с лукавым: и я, и мать, и отец, и господин Иигуир, мир его праху. За все рано или поздно расплачиваются… Возможно, и тяжкая кончина мессира — его плата. Свобода родины стоит дорого, чья-то невинность здесь — сущий пустяк, если хоть капельку поможет.

— Пытаешься сказать, — усмехнулся юноша, — будто там, в кустах… выполняла свой долг? В таком случае, замечу, предавалась ты этому с огромным вдохновением. Подбодрила воина перед опасным походом? Зачем же тогда останавливаться, милая? Кругом масса неободренных. Зейна трудится день и ночь, твоя помощь приспела бы очень кстати.

— Прекрати, Шагалан! — Лицо девушки пылало, но глаза сверкнули яростью.

Разведчик вздохнул.

— Врешь ты все. Ищешь оправдания тому, что в них не нуждается. Прикрываешь естественные, чистые порывы разговорами о самоотверженном служении. И со мной ты была по-настоящему искренна лишь однажды — там, в зарослях, где мы…

— Прекрати! — прошипела Ринара, бледнея. — Ты вызвал меня только для того, чтоб изрекать эти гадости?

— Нет, не для того. — Юноша извлек хоронившийся за пазухой увесистый кожаный сверток, перетянутый веревкой.

— Что это? — с опаской отступила девушка.