Возвращение на Подолье

По правде говоря, он давно мог отправить Харасанова в лагерь. Но, разыгравшаяся страсть садиста требовала развязки. Когда он смотрел на это широкое лицо, ему перехватывало дыхание от желания сделать из него бесформенную массу. Времена изменились. Семидесятилетний полковник не мог без последствий убить “образованного”. Это должны были сделать уголовники.

Что-то внутри подсказывало, что Харасанова не поймают. От сознания этого хотелось выть.

XX. Пресс-хата

Дежурный прапорщик втолкнул плачущего Валентина Королькова в камеру № 45. Навстречу ему поднялся огромный наголо обритый верзила. Лоснящееся лицо расползлось в благодушной улыбке. Перебитый нос странно задергался.

— Эй, дежурный! — крикнул он наблюдающему в глазок прапорщику, — сколько шалы приехало?

— Много, Бык, много. Петренко сказал подгонит большой пакет, а может и два.

Заключенный по кличке Бык подошел к Валентину, ощупал его мышцы и безразличным тоном сказал:

— Второй день, земляк, сижу без шалы… Ну, и чего ты натворил?

— Я-я-я, — заикаясь выдавил Корольков, — уходил в побег… Срок маленький, сам вернулся.

Лицо уголовника поразительно изменилось. Близко посаженные глаза как бы вдавились в череп. Тонкие губы приоткрылись, обнажая ряд рандолевых зубов.

— Чего, чего? Уходил в побег и сам вернулся?

Недоумение Быка было столь велико, что он отступил на шаг и волосатыми пальцами поскреб голый череп.

— Я сглупил, увязался за одним козлом, а потом одумался… Зачем мне с трояком еще три года за побег получать. С трояком можно на одной ноге на параше простоять, — повторил излюбленную в этих стенах поговорку.

— Это ты правильно сказал, на параше… У меня, овца поганая, два вышака, а ты сам вернулся. Недаром тебя Петренко ко мне направил.

Двумя пальцами правой руки он ухватил Валентина за нос, а левой, словно молотом, ударил под дых.

Тот охнул и упал на колени. Бык схватил его за волосы и, фактически отрывая от пола, слета ударил лицом о стену. Открылась “кормушка”. В камеру забросили пакет. Бык, словно ягуар, вцепился в честно заработанную добычу.

— Что тут у нас? Чай и шала. Снимай рубашку, Бык будет пить чифу, — осклабился он избитому Валентину. Дрожащими руками Валентин снял рубашку.

Через минуту рубашка превратилась в узкие полосы. Бык влез на унитаз, предварительно подцепив кружку на изогнутую ложку.

— Возьми в кармане спички и поджигай “дрова”.

Отупелый Валентин непонимающе вращал глазами.

— Поджигай, овца, полосу и держи под кружкой!

Вспыхнул огонек. Камера медленно стала наполняться копотью.

— Гарь, гарь снимай пальцами! — то и дело выкрикивал Бык.

Через несколько минут вода медленно стала закипать.

Бык опустил толстые кривые ноги на пол и удовлетворенно крякнул. Из пакета ложкой он зачерпнул много чая и высыпал в кружку.

Когда чифирь был готов, он сел на железную койку. Но, прежде чем взять кружку, неожиданно вскочил и с размаху ударил Валентина по лицу.

— Ты чё, пидар, думал со мной пить?.. А ну, чеши на парашу, сиди там пока я не освобожусь.

Когда он пил чай, открылась кормушка. В квадрате показалась улыбающаяся физиономия прапорщика.

— А чё, Бык, у него гудок[39] ниче?.. Уже заехал или еще не успел? Хи-хи…

Бык по-купечески дунул на кружку.

— Успею, не переживай, мы с ним только начали любовь крутить.

Он выпил чай и улегся на койку.

— Поди сюда, Валюха. Не посчитай за падло, ложись со мной!

Корольков хныкал возле унитаза. После слов Быка он понял что его ожидает. Дух, который в этих условиях всегда играл главную роль, был у него давно сломлен, и все же он предпринял слабую попытку уговорить уголовника.

— Не трогай меня, Бык. Мне с воли должна прийти посылка, я тебе ее отдам.

— Ги-ги-ги, само собой отдашь, куда денешься? Короче, иди ложись пока я тебя не вырубил.

Словно побитая собака Валентин подошел к койке и сел возле Быка.

— Ложись, ложись. Я последний раз имел девочку лет семь тому назад.

XXI. Упражнения в стрельбе

Побег Харасанова поставил всех на ноги. В СИ-16 приехал генерал Чухнарь, чтоб на месте разобраться и наказать виновных.

Петренко это обстоятельство нисколько не встревожило. Он хорошо знал Чухнаря, да и наказание в его возрасте могло быть только одно — уход на пенсию.

С Чухнарем их связывала старая дружба. В 1946 году, на Буковине, они возглавляли отдел по борьбе с так называемой бандеровщиной.

Работы было много. Излюбленным выражением того времени у них была пословица: “Лес рубят — щепки летят.” “Леса” в Черновицкой области было хоть отбавляй. Что касается “щепок”, их было еще больше. Из зеленой Буковины они перекочевывали в Казахстан, на Печору и еще бог знает куда.

В ожидании Чухнаря Петренко сидел в своем кабинете и теребил пшеничные казацкие усы.

Идею отращивания и ношения этих усов он проводил параллельно с наращиванием демократии в стране. Усы выросли, и вполне приличные для того, чтобы походить на добродушного дядьку, которого, как говорят на Украине, “хоть к ране прикладывай”.