Возвращение на Подолье

Они помолчали. Затем Харасанов, хотя и боялся, но все же решив внести ясность в ход последних событий, продолжил:

— Ладно, теперь уже поздно, как говорят “назад пятками”. Где девушки?

— В больнице, — натянуто ответил Франц. — А что с тобой, не ранен?

— Ранен, ничего не успел сделать. Подстрелили как зайца.

— Что-то серьезное?

— Пустяки, завтра уже сможем встретиться.

— Ты, кажется, не в Москве?

— В Питере. Слушай, Франц, меня внимательно. Поездов на Питер много, приезжайте. Встретимся завтра в 16.00, в холле кинотеатра “Паланга”.

Франц вопросительно посмотрел на Василия, который внимательно слушал, склонясь над аппаратом.

— Годится, — сказал тот, — я давно мечтал увидеть Питер. Да и проветриться нам не помешает.

Ночная “Стрела” домчала их в Санкт-Петербург в считанные часы.

Северная Пальмира еще сладко спала. Василий нервничал. До начала работы метро оставалось два часа. Вокзал всегда, и не без оснований, вызывал у него страх. Тут и там выхоленные блюстители порядка проверяли у сонных граждан документы.

— Пошли отсюда, Франц. Вокзал — это голимое паливо. В паспорте у меня фуфловый штамп прописки. Для гостиниц сходит, а менты могут вычислить.

Он явно нервничал, перешел на блатной жаргон.

Они вышли на Невский проспект. Спустя некоторое время мимо них медленно проехала милицейская машина.

— Все, я больше не могу, — выдохнул Василий. — Пошли в любой двор, подождем до шести часов.

Они нырнули в проходной подъезд и вскоре очутились в глухом, темном дворе.

— Ха-ха, нарочно не придумаешь, — рассмеялся Василий. — Как сказал товарищ Сталин о своей даче, расположенной на острове в Валдае — “мишиловка”.

В “мышеловке” они просидели до открытия метро, а затем, дожидаясь полного пробуждения города, путешествовали в подземке.

Теперь Невский напоминал полноводную реку. Десятки тысяч людей плыли с Сенатской площади и в обратном направлении к Московскому вокзалу.

— Тебе приходилось бывать в Питере, художник? — спросил Василий.

— Только в снах, — улыбнулся Франц. — Как говаривал Бендер, “сбылась мечта идиота”. Но, загляни в эту сумку любой милиционер, вместо слова “идиота” прозвучит “бандита”.

— Не преувеличивай, Франц. Ведь ты никого не убивал. Какой из тебя преступник. Единственная статья, на которую ты тянешь, это “недонесение властям”. Поверь, любой прокурор, да и судья тоже, расценит твое поведение как обычный человеческий страх. Они ведь люди не глупые. Поставят себя на твое место и именно к такому выводу придут. Ну, дадут тебе год-два условно. Разве это срок?

Он сказал эти слова задушевно, но с каким-то надрывом и тоской. Франц вдруг со всей ясностью ощутил, что между ним и этим человеком, несмотря на дружбу, огромная пропасть. Пропасть в страшном опыте, пропасть в будущей жизни.

На Сенатской площади дышалось легко. После толкотни Невского проспекта это был рай. Франц с тоской смотрел на прекрасные изваяния и мысленно спрашивал себя будут ли в его жизни счастливые мгновения, когда он сможет прийти сюда как художник. Словно угадывая его мысли, Василий сказал:

— Все это мечта художника, не так ли, Франек? Этот город чудо. А есть еще Петергоф, Эрмитаж, Исакиевский собор. На Эрмитаж нужен целый день, а в Иссакий можно сходить. Как ты на это смотришь?

Ничего подобного в своей жизни Франц не видел. Величие этого храма поражало воображение, превосходило любые ожидания.

Одетые в тончайший мрамор искусными резчиками камня стены сверкали радугой сказочных планет. Великолепная смальта[60] — творение великого Ломоносова — смотрела из прошедших времен еще и еще раз подтверждая, что творец вдохнул в человека искорку от своего величия, которую люди назвали гениальностью. “До чего прекрасна жизнь и как порой человек ею распоряжается, — думал Франц. — Почему для человека столь важны два полюса: восхождение и блеск, падение и мрак?” Он понимал, что мысли его банальны. Вопрос этот задавался в прошедших веках и будет задаваться в грядущих миллионы, миллиарды раз. Тем не менее, он так думал. Он был одним из этих миллиардов.

Они встретились в условленное время. В облике Харасанова особых изменений Франц не заметил. Раненная рука покоилась в кармане широкого плаща. С правого плеча свисала знакомая адидасовская сумка. Как ни в чем не бывало Константин ткнул им под нос билеты и сказал:

— Давно хотел посмотреть “Однажды в Америке”. Классный фильм, сходим ребята?

Они рассмеялись. Казалось, этот человек был несокрушим.

— И это все, что ты нам хотел сказать? — не сдержался Франц. — Мы готовились услышать двухчасовую лекцию на тему “Как выжить азербайджанскому миллионеру в стане врагов”. А ты нам предлагаешь эпопею из жизни гангстеров.

Теперь рассмеялся Константин.

— Если после всего, что случилось, вы здесь — вам не нужны мои рассказы и инструкции. Через дорогу ресторан с тем же названием что и кинотеатр. После фильма расслабимся, поговорим.

Из кинотеатра они вышли уже в сумерках. Все трое молчали. Фильм произвел неизгладимое впечатление.