Возвращение на родину

— Опять без воды, — уронила она и повернулась, чтобы уйти.

— Я могу прислать вам немного из Блумс-Энда, — сказал Клайм, выступая вперед и приподнимая шляпу; остальные уже выходили в калитку.

Мгновение Ибрайт и Юстасия глядели друг на друга, как будто каждый вспоминал те несколько минут в лунном свете, которые были их общим достоянием. И после этого обмена взглядами спокойная неподвижность ее черт смягчилась, ее сменило более утонченное и теплое выражение, как будто жесткий свет полдня за несколько секунд возвысился до благородства и прелести заката.

— Благодарю вас, но это, право, не нужно.

— Да ведь у вас же нет воды?

— Ну, это я считаю, что нет воды, — сказала она, краснея и поднимая свои опушенные длинными ресницами веки, как будто поднять их было делом, требующим размышления. — Но мой дедушка считает, что воды у нас довольно. Пойдемте, я вам покажу.

Она сделала несколько шагов в сторону, он последовал за ней. Когда она подошла к стыку между насыпями, где были проделаны ступеньки, чтобы подниматься на вал, она вспрыгнула на них с легкостью, неожиданной после ее вялых движений у колодца. Это, между прочим, показывало, что ее томность происходила не от недостатка силы.

Клайм поднялся следом за ней и заметил наверху на валу круглое выжженное пятно.

— Зола? — спросил он.

— Да, — сказала Юстасия. — На пятое ноября мы тут устраивали маленький костер, и это след от него.

На этом месте был костер, который она зажгла, чтобы привлечь Уайлдива.

— Вот какая у нас есть вода, — сказала она и бросила камешек в пруд, лежавший с наружной стороны вала, как белок глаза без его зрачка. Камень упал в воду с громким плеском, но Уайлдив не появился на другой стороне пруда, как это однажды было. — Мой дедушка говорит, что во время своих морских походов он двадцать лет пил вдвое худшую воду, — продолжала она, — и считает, что и мы отлично можем пить эту, когда нет другой.

— Что ж, это верно, в зимнее время в этих прудах нет грязи. Они только что наполнились дождевой водой.

Она покачала головой.

— Я уже приспособилась жить в глуши, — сказала она, — но пить из пруда не могу.

Клайм поглядел в сторону колодца, где теперь никого не было, все уже ушли домой.

— За ключевой водой далеко посылать, — сказал он, помолчав. — Но если вам так не нравится прудовая вода, попробую достать для вас колодезной. — Он пошел к колодцу. — Да, мне кажется, я смогу. Привяжу вот это ведерко.

— Но раз я не стала тех утруждать, то, по совести, не могу и вам позволить…

— Никакого труда, я сделаю это с удовольствием.

Он привязал ведерко к сваленной на землю длинной веревке, перекинул ее через ворот и стал спускать, давая веревке скользить меж ладоней. Но, отпустив немного, он задержал ее.

— Надо сперва закрепить конец, а то можно все потерять, — сказал он подошедшей ближе Юстасии. — Не можете ли вы подержать веревку, пока я это сделаю, — или мне пойти позвать вашу служанку?

— Я подержу, — сказала Юстасия, и он передал веревку ей в руки, а сам пошел искать конец.

— Можно, я буду спускать потихоньку? — спросила Юстасия.

— Только не надо много, — сказал Клайм, — а то, если ведро уйдет глубоко, вы увидите, насколько оно станет тяжелее.

Юстасия все-таки начала травить веревку. Когда Клайм завязывал конец, она вдруг вскрикнула:

— Я не могу ее удержать!

Клайм подбежал к ней, но задержать веревку ему удалось, только замотав ненатянутую часть вокруг стояка; тогда она сильно дернулась и остановилась.

— Вас не поранило?

— Есть-таки.

— Очень?

— Нет; кажется, нет.

Она раскрыла ладони. Одна кровоточила, — веревкой содрало кожу. Юстасия обернула руку носовым платком.

— Надо было бросить, — сказал Ибрайт. — Почему вы не бросили?

— Вы сказали — держать… Это уж во второй раз меня сегодня ранят.

— Ах да, я слышал. Краснею за мой родной Эгдон. И серьезное вам нанесли повреждение?

В его голосе было столько сочувствия, что Юстасия медленно подняла рукав и открыла свою круглую белую руку. На гладкой коже горело ярко-красное пятнышко, словно рубин на паросском мраморе.

— Вот, — сказала она, тронув пятнышко пальцем.

— Какой низкий поступок, — сказал Клайм. — Неужели капитан допустит, чтобы эта женщина осталась безнаказанной?

— Он как раз сейчас пошел по этому делу. Я не знала, что у меня такая магическая репутация.

— И вам стало дурно? — сказал Клайм, глядя на крохотную алую ранку, как будто ему хотелось поцеловать ее и тем излечить.

— Да, я испугалась. Я так давно не была в церкви. И, наверно, еще долго не пойду, — может быть, никогда. Я не могу смотреть им в глаза после этого. Ведь правда, это страшно унизительно? Я потом хотела умереть. Но теперь мне уже все равно.

— Я приехал сюда, чтобы вымести всю эту паутину, — сказал Ибрайт. — Не хотите ли вы мне помочь? Будете учить в старших классах. Мы можем принести здесь много пользы.

— Что-то не очень хочется. Я не слишком люблю своих ближних. Иногда почти ненавижу.

— Все-таки я думаю, если бы вы познакомились с моим планом, вы бы заинтересовались. А ненавидеть людей не стоит; уж если что ненавидеть, так то, что их сделало такими.