Возвращение на шабаш

Ну, вы наверняка смотрели фильмы ужасов. Сами знаете то, что обычно видите. «Человек-обезьяна», или «маньяк», или «мёртвая голова». Гротеск из папье-маше на загримированном актере. «Череп» мертвеца, например.

Я не увидел ничего похожего. Вместо этого был ужас. Сначала мне показалось, что это лицо ребенка; нет, даже не ребенка, а человека с детской душой. Возможно, лицо поэта, спокойное и без морщин. Длинные волосы обрамляли высокий лоб, серповидные брови нависали над закрытыми веками. Нос и рот были тонкими и точеными. На всем лице было написано неземное спокойствие. Это было похоже на сон сомнамбулизма или каталепсию. А потом лицо стало больше, лунный свет ярче, и я увидел… больше.

Более резкий свет открывал взгляду мелкие отметины тлена. Тонкие губы были напряжены, уже опробованные червями. Нос крошился у ноздрей. Лоб покрылся чешуйками гниения, темные волосы были мертвыми, покрытыми слизью. На костлявых краях под закрытыми глазами лежали тени. Даже сейчас скелетированные руки были подняты, и костлявые пальцы коснулись этих мертвых ям, когда гнилые веки разошлись по сторонам.

Глаза открылись.

Они были широко раскрыты, смотрели, пылали — и в них говорила могила. Это были глаза, закрывшиеся от смерти, но они открылись в гробу под землей. Это были глаза, которые видели, как гниет тело, а душа исчезает, смешиваясь с червивой тьмой внизу. Это были глаза, в которых пробудилась иная жизнь, жизнь настолько ужасная, что оживила тело трупа и заставила его выбраться обратно на поверхность земли. И это были голодные глаза — теперь они торжествовали, глядя в лунном свете кладбища на мир, которого никогда не знали прежде. Они жаждали радостей мира, как только смерть может жаждать жизни. И они сверкали на мертвенно-бледном лице в ледяной радости.

Затем мертвец зашагал. Он шатался между могилами, тяжело ступая между древних гробниц. Он брел по ночному лесу, пока не добрался до дороги.

Потом он медленно повернул на эту дорогу. очень медленно.

И голод в этих глазах вспыхнул снова, как только они заметили внизу огни города.

Смерть готовилась слиться с миром людей.

2.

Все это время я сидел как зачарованный. Прошло всего несколько минут, но мне казалось, что минули бессчетные века. Фильм продолжался. Мы с Лесом не обменялись ни словом, но продолжали смотреть. После этого сюжет развивался довольно скучно. Покойник был ученым, у которого молодой врач украл жену. Доктор ухаживал за ним во время последней болезни и невольно ввел сильный наркотик с каталептическим эффектом. Диалоги исполнялись на иностранном языке, и я не мог понять, откуда он взялся. Все актеры были мне незнакомы, а декорации и фотографии были довольно необычны; нетривиальное оформление, как в «Кабинете доктора Калигари» и других психологических фильмах. В фильме была одна сцена, где мертвец восседал на троне в качестве архиерея на церемонии черной мессы, и там был маленький ребенок. Его глаза, когда он вонзил нож в дитя.

Он продолжал разлагаться на протяжении всего фильма… поклонники Черной мессы знали его как посланника Сатаны, и они похитили его жену в качестве жертвы для его собственного воскрешения… еще была сцена с истеричной женщиной, когда она впервые увидела и узнала своего мужа, и глубокий, злобный шепот, которым он открыл ей свою тайну. последняя погоня дьяволопоклонников к большому алтарному камню в горах… смерть воскресшего.

Почти превратившись в скелет, изрешеченный пулями и выстрелами из оружия доктора и его соратников, мертвый рухнул со своего места на алтарный камень. И когда эти глаза остекленели от вторичной смерти, глубокий голос прогремел молитвой Сатане. Кадавр подполз к ритуальному костру, с трудом выпрямился и, пошатываясь, вошел в пламя. И пока он стоял, покачиваясь, в пламени, губы его снова зашевелились в адской молитве, а глаза молили не небо, а подземье.

Земля разверзлась в последней вспышке огня, и обугленный труп провалился внутрь.

Хозяин заявил на него свои права.

Это было нелепо, почти как в сказке. Когда фильм закончился и оркестр заревел, открывая следующее «шоу плоти», мы поднялись со своих мест, снова осознавая, что нас окружает. Остальные собравшиеся, казалось, были в таком же оцепенении. Японцы сидели, широко раскрыв глаза, и смотрели в темноту; филиппинцы что-то негромко бормотали друг другу; даже пьяные рабочие, казалось, не могли приветствовать «торжественное открытие» своим обычным непристойным гоготом. Сюжет фильма мог быть банальным и гротескным, но актер, сыгравший главную роль, придал ему жуткую достоверность. Он был мертв, его глаза говорили об этом. И голос был голосом восставшего Лазаря.