Возвращение на Землю

— А я вот не откажусь, — сердито просипел Хэндрик. Этого и стоило ожидать — он всегда отличался тем, что готов был глотать продукты в любое время суток и в любых количествах. Даже на Марсе Винни-Пуха иногда называли сцерцеп, не столько из-за объема его фигуры, сколько намекая на фантастическую возможность желудка перерабатывать скромные запасы питания колонистов. Главный диетолог станции «ARSLAN» Синди Бэт говорила, что Хэндрик по прожорливости стоит десяти человек.

И сейчас, не отказывая себе в лишних калориях, он взял протянутые банки тушенки и открыл. Нам в нос ударил запах специй и консервантов, а также мяса. Тут не выдержал я и тоже произнес:

— М-м, вообще-то мысль хорошая. Можно и закусить.

По-моему, аромат банки раздразнил и остальных, поскольку все тоже изъявили желание заполнить желудки.

— А ты хороший искуситель, — засмеялся Аркадий, обращаясь к Хэндрику.

— Никакой я не искуситель, просто люблю поесть. На Марсе плотно желудок не забьешь — сплошной рацион и нормы, — ответил Винни-Пух, нисколько не обидевшись. — Только один раз нам дали приволье, накормив досыта перед отлетом на Землю…

— То-то я вижу, что ты как верблюд запасся жирком, — снова пошутил Смоленский.

Но эта шутка Хамильтону показалась неумной, и он уже собрался бы обидеться, как вдруг Бобур, смотревший по сторонам из люка бэтээр, воскликнул:

— А это что там? — и он указал назад.

— Григорий, останови машину, — приказал я и повернул перископ на сто восемьдесят градусов. Позади нас были только снесенные телеграфные столбы и перевернутые придорожные лавочки, кое-где на обочинах валялись искореженные машины, а вдали виднелся врытый в землю танк с изогнутым стволом пушки. И больше ничего.

— Что ты увидел, Бобур? — спросил я, стараясь разглядеть местность в поисках хотя бы твари.

— Мне показалась легковая машина, — неуверенно произнес Касымов. — Она следовала за нами…

— А, по-моему, там ничего нет, — сказал Хэндрик.

— А если это партизаны? — предположила Кэт.

— Навряд ли, — ответил Аркадий. — Им легче связаться с нами по рации, чем посылать машину.

— Тогда или лунари, или другие вархатники, или люди-одиночки, — заключил я.

— Скорее всего, тебе болезненные видения после психической нагрузки, так называемый посттравматический период, — сказал Хэндрик, стараясь показать свою эрудированность. — Знаешь что такое галлюцинации?

— У меня нет никаких галлюцинаций! — вскипел, обидевшись Бобур.

— Он имеет в виду, что показалось, — поспешил разрядить обстановку Кэт, зло сверкнув глазами на Хэндрика. — А ты не хвастайся знаниями в области медицины — это не твой профиль!

— Наверное, показалось, — согласился Касымов, но по лицу было видно, что он далеко не так думает. Все-таки партизан доверял своим органам восприятия, иначе в условиях тирании тварей и предателей не смог бы выжить.

На всякий случай я приказал немного подождать, развернув крупнокалиберный пулемет в сторону возможного нападения. Егор достал снайперскую винтовку и через оптический прицел осмотрел местность. Прошло более десяти минут, но никто в поле зрения не возник.

— Трогай, — сказал, наконец, я Григорию и тот завел мотор. БТР фыркнул и рванул вперед. Мы торопились достигнуть конечной точки в возможно короткий срок.

ПЕТЕРБУРГСКИЕ ПАРТИЗАНЫ

В Петербург мы приехали, когда уже стемнело. Когда-то это был величавый город, именно здесь менее полутораста лет произошла революция, надолго изменившая судьбу не только одной страны, но и одной шестой части мира. В начале двадцать первого века Санкт-Петербург превратился в мегаполис, который формировал принципы урбанизации почти всей России и даже претендовал на роль столицы России.

А сейчас он был разрушен и походил на истлевший скелет. Такое жалкое зрелище свидетельствовало о жуткой катастрофе, внезапно обрушившей на человеческую цивилизацию. Это на нас, космонавтов, подействовало удручающе. Хотя мы сами прожили не в столь шикарных условиях, но трагедия, развернувшаяся на нашей исторической родине, не могла не затронуть сердца. Что касается партизан, то они спокойно воспринимали это. В принципе, это было понятно, так как прожили в этих условиях и ничего другого не видели (за исключением Аркадия, конечно).

Было около десяти часов. Уже вышли на охоту "демоны ночи" — твари, которые, перекликаясь между собой, издавали жуткие звуки. А может, они просто жаловались на голодную жизнь. Григорий, испытывая органическую ненависть к этим существам, направлял бронетранспортер на них и давил нерасторопных шестью колесами. В конце концов, он так увлекся, что забыл о цели нашего путешествия и фактически стал охотиться за сцерцепами. Он даже специально включил «луну» — мощный прожектор на пулеметной башне и светил на тварей, заставляя цепенеть.

Парализованный хищник не мог сдвинуться с места и партизан с ехидным хохотом наезжал на него. Это мне надоело, и я рявкнул:

— Окунев! Прекратить! Не отвлекайся!

Это подействовало отрезвляюще. Партизан знал, что такое дисциплина и поэтому быстро собрался: