Возвращение: Наступление ночи (пер. Lidenn Husid)

А сейчас она двигала теплый кончик своего языка к нему, раздвигая его замороженные губы. И на всякий случай, если Деймон подслушивал ее мысли, она думала только о Мэтте. О том, какой он солнечный, о его теплой дружбе, храбрости и любезности, по отношению к ней, даже когда она рассталась с ним. Она не поняла, когда его руки обняли ее за плечи и когда он стал управлять поцелуем, как человек, умирающий от жажды, и нашедший воду.

Она ясно понимала: он никогда не думал, что когда-нибудь еще раз вот так поцелует Елену Гилберт.

Елена не знала, как долго это продолжалось. Наконец она убрала свои руки с шеи Мэтта и отстранилась.

И тут она кое-что осознала. Не случайно во всей этой ситуации, Деймон напоминал ей режиссера. Теперь все прояснилось. Он держал в руках камеру размером с ладонь и смотрел в видоискатель. Все было снято.

С Еленой, отлично узнаваемой. Так как она понятия не имела, что случилось с бейсбольной кепкой для маскировки и темными очками. Ее волосы были в беспорядке, а дыхание непроизвольно участилось. Кровь прилила к ее коже. И Мэтт не выглядел так собранно, как она думала.

Деймон смотрел на них через видоискатель.

– Зачем тебе это нужно? – Мэтт зарычал, абсолютно отличающимся от его нормального, голосом.

«Поцелуй тоже его задел», – подумала Елена. Больше, чем ее.

Деймон высоко поднял сосновую ветвь, снова и снова взмахивая ею, как японский самурай. Сосновый аромат достиг носа Елены. Он выглядел задумавшимся, словно думал, попросить их переснять кадр или нет. Затем передумал, блестяще им улыбнулся и убрал камеру в карман.

– Все, что вам следует знать это то, что эпизод вышел великолепный.

– Тогда мы уходим, – поцелуй как будто придал Мэтту сил, даже для того, чтобы говорить неправильные вещи. – Прямо сейчас.

– О, нет. Однако сохрани эту доминирующую и агрессивную позицию. Когда будешь снимать с нее рубашку.

– Что?

Деймон повторил тоном режиссера, разъясняющего актерскую задачу своей труппе.

– Расстегни пуговицы на ее рубашке и сними ее.

– Ты псих, – Мэтт повернулся и посмотрел на Елену, как раз вовремя, чтобы увидеть выражение ее лица и единственную слезу, текущую из глаза, не прячась.

– Елена…

Парень повернулся к ней, но она отвернулась. Он не мог заставить ее взглянуть ему в лицо. Но он мог чувствовать жар, исходящий от ее щек.

– Елена, давай бороться с ним. Разве ты не помнишь, как боролась со злом в комнате Стефана?

– Но это хуже, Мэтт. Я никогда не чувствовала ничего хуже этого. Оно сильное. Оно… давит на меня.

– Ты НЕ имеешь в виду то, что мы должны уступить ему…? – именно это сказал Мэтт, он говорил так, как будто был уже на краю того, чтобы стать плохим. То, что говорили его глаза, было простым. Они говорили: «Нет. Нет, даже если он убьет меня за отказ».

– Я имею в виду… – Елена вдруг повернулась обратно к Деймону.

– Отпусти его, – сказала она. – Это касается только нас с тобой. Давай уладим это без него, – она продала бы душу дьяволу, чтобы спасти Мэтта, даже если он не желал быть спасенным.

«Я сделаю все, что ты захочешь», – подумала она, громко мысленно обращаясь к Деймону, надеясь, что он услышит это. В конце концов, он уже пил ее кровь против ее воли… по крайней мере, поначалу… Она могла бы пережить это снова.

– Да, ты сделаешь все, что я пожелаю, – сказал Деймон, доказывая, что он читает ее мысли лучше, чем она думала. – Вопрос лишь в том, после скольки?

Он не сказал «скольки» чего. Он и не должен был.

– Вижу, я дал тебе хорошие инструкции, – сказал он, в полуобороте к Мэтту, но все еще смотря на Елену. – Поскольку до сих пор наблюдаю яркие иллюстрации в твоей голове. Однако…

Елена видела выражение глаз Мэтта и его горящие щеки, она поняла что он собирается сделать. И тут же попыталась скрыть это знание от Деймона.

Мэтт собирался совершить самоубийство.

– Если мы не говорим, что Вы не с нами, значит Вы с нами, – сказала Мередит миссис Флауэрс. – Но… там есть кое-что такое…

– Да, дорогая, я знаю. И солнце садится. Это плохое время для того, чтобы находиться снаружи. Но, как говорила моя мама, две ведьмы лучше, чем одна, – она улыбнулась Бонни отсутствующей улыбкой. – И, хотя вы были так добры, что не говорили этого раньше – я очень стара. Я помню дни до первых автомобилей и самолетов. У меня могут найтись знания, которые помогут вам в поисках ваших друзей – и с другой стороны, я не такая уж важная персона.

– Ну что Вы, – пылко сказала Бонни. Они использовали гардероб Елены, сваливая в кучу одежду.

Мередит взяла туристический мешок с одеждой Стефана и кинула его на кровать, но как только она взяла рубашку, она уронила ее снова.

– Бонни, ты можешь взять что-то из вещей Стефана, раз уж мы идем, – сказала она. – Возможно, у тебя будет какое-нибудь видение. Э,… возможно Вы тоже, миссис Флауэрс? – добавила она. Бонни поняла. Одно дело было позволить кому-то называть тебя ведьмой; другое дело было называть так кого-то, намного старше тебя.

Последней вещью в гардеробе была рубашка Стефана, и миссис Флауэрс засунула один из его носков в карман.