Возвращение ненормальной птицы.Печальная и странная история додо

Но взгляды Стрикланда не имели ничего общего с идеями, унаследованными от Бюффона, особенно с представлениями о том, что в процессе изменений могли быть задействованы несовершенство или дегенерация:

Каждое животное и растение получило свою специфическую организацию с определённой целью: не для того, чтобы вызывать восхищение у других существ, а для того, чтобы поддерживать своё собственное существование. Поэтому его совершенствование заключается не в количестве или повышении сложности его органов, а в адаптации целой структуры к внешним обстоятельствам, в которых ему предназначено жить. Поэтому каждый отдел органического существа в равной степени совершенен; невзрачнейший анималькулюс или простейшая нитчатка являются в равной степени организованными применительно к соответствующей им среде обитания и к предназначенным им функциям в сравнении с Человеком, который называет себя царём природы. Такой взгляд на творение, конечно же, более философский, чем грубые и профанские идеи, поддерживаемые Бюффоном и его учениками, один из которых назвал додо un oiseau bizarre, dont toutes les parties portaient le caractere d’une conception manquee [ «причудливая птица, чьи части тела несут на себе признаки негодной концепции»]. Он вообразил, что это несовершенство было результатом юношеской нетерпеливости недавно образовавшихся вулканических островов, которые дали жизнь Додо, и имеет в виду, что устойчивый старый материк породил бы намного лучший вид.^{101}

А вот заключительное возражение Оуэна: «Однако, следует сказать правду. Didus ineptus исчез из-за своей дегенерированной или несовершенной, хотя бы и приобретённой структуры».^{102} Иными словами, он не сумел приспособиться.

Хотя во время продолжительных дебатов об эволюции обе стороны согласились с тем, что такая вещь, как додо, действительно существовала, и что он вымер, ещё оставалась задача классификации птицы, разрешение абсурдной ситуации, порождённой таксономией восемнадцатого века. К середине 1800-х годов мнения по-прежнему резко разделялись — настолько же, насколько Ричард Оуэн отличался от своего любимого наставника Кювье. Они оставались добрыми друзьями до смерти Кювье через два года после поездки Оуэна в Париж. Однако Кювье упрямо придерживался идеи о том, что додо принадлежал к куриным птицам. Оуэн столь же яростно сражался за то, что додо был разновидностью стервятников. Сложность вопроса точной классификации додо иллюстрирована в статье Оуэна «Наблюдения относительно додо, Didus ineptus», впервые прочитанной перед публичным заседанием Британской ассоциации продвижения науки в июле 1846 года.^{103}

Новые отложения с костями предположительно вымершего «нового рода гигантских бескрылых птиц», включающие «пять видов; один потрясающей высоты в десять футов», были незадолго до этого раскопаны в Новой Зеландии, и на академическую сцену вышел киви Apteryx, а сам Оуэн выступал в роли ведущего эксперта по новым видам. Изучение гигантских птиц минувших времён было одним из главных увлечений Оуэна, отчасти вызванным открытием колоссального новозеландского моа, которого в 1843 году он назвал Dinornis. Это были первые известные ископаемые остатки птицы. Затем, в статье от 1863 г. Оуэн сообщил о необычной юрской ископаемой птице Archaeopteryx, которая была обнаружена в Германии. Обнаружение свидетельств в пользу того, что в состав фауны нашей планеты действительно входило несколько групп огромных нелетающих птиц, распространённых на различных широтах, придавало больше достоверности мысли о фактическом существовании большого и глупого додо.