Возвращение ненормальной птицы: печальная и странная история додо

Довеском к волнению, которое вызвали Dinornis и Apteryx, было доказательство того факта, что ещё одна вымершая птица, что-то вроде колоссального страуса, бродила незадолго до настоящего времени по равнинам Мадагаскара. Это существо, классифицированное как Aepyornis maximus, достигало роста десяти футов в стоячем положении, весило полтонны и откладывало яйца объёмом в два галлона; оно вымерло, когда в шестнадцатом веке европейцы добрались до Мадагаскара и начали охотиться на него и собирать его яйца.

Несложно представить себе, какой эффект оказала чудовищная тень существования и упадка Aepyornis, упавшая на орнитологию девятнадцатого века. Естественное и спровоцированное человеком вымирание колоссальных предшественников современных видов становилось всё более чётким и неопровержимым явлением. В докладе, впервые прочитанном на публичом заседании в 1848 г. и названном «О динорнисе», Оуэн упомянул всё множившиеся находки доисторических останков крупных животных в Азии, Европе и Южной Америке, а также в Австралии и в Новой Зеландии. Особенно замечательными и убедительными были неоднократные находки в речных отложениях Новой Зеландии останков от гигантских форм птицы, родственной тому маленькому виду, который всё ещё существует там, и только ему. Это соответствие географического местоположения вымерших гигантских и ныне живущих мелких птиц Новой Зеландии ещё более поразительно, если помнить о том, что они входили в число самых высоких представителей наземных теплокровных животных на острове, который до появления Человека, был лишён любых наземных млекопитающих, и нынешние представители класса сводятся там к «верной собаке», которая изначально сопровождала маори, и к сопровождающим людей стадам и вредителям семейства Murinae [мышам и крысам], которые были недавно завезены европейскими путешественниками и колонистами.^{104}

Именно новозеландские находки вынудили Оуэна, как он написал в предисловии к своей окончательной версии «Биографии додо», «добавить несколько наблюдений, который я сделал в ходе недавнего посещения Оксфорда, касательно известных головы и лапы додо, сохраняющихся в Музее Ашмола в этом университете».^{105} Оуэн мог испытывать слабость к масштабным диспутам, но именно в данном конкретном случае он не хотел классифицировать дронта как форму стервятников исключительно из-за особенностей сгибания его мускулов, в отличие от его старого друга Кювье. Скорее Оуэна заставили сосредоточиться на сходстве додо и стервятников измерения и сравнения, проделанные им самим. Обязательства, которыми был связан Оуэн — превосходная иллюстрация серьёзного вызова, брошенного его современникам-додологам, один из которых вознесёт их на эпические вершины описательной анатомии. Поскольку додо исчез с лица земли и оставалось полагаться лишь на полдюжины аллегорических картин и какую-то пачку наивных набросков и гравюр, они должны были вновь и вновь обращаться к черепу и лапе, чтобы заставить кости заговорить.

Оуэн оценил кости красноречиво и точно. С изрядной долей искренности он фактически начал с тех деталей, которые, казалось, ставили додо в стороне от стервятников. После долгого и внимательного исследования различных костей черепа Оуэн обратился к лапе. Именно здесь Оуэн нашел множество черт сходства между дронтами и стервятниками. Эти черты сходства имели двойной эффект, не только заставляя додо казаться близким к стервятникам, но также отдаляя его от орлов, другого семейства, предложенного для включения в него ненормальной птицы. Рассмотрев все детали, Оуэн заключил, что кости могут рассказать вполне убедительную историю: