Возвращение Орла

Коса была сухопутной частью отмели, образованной резким поворотом Оки. Километров десять перед этим поворотом река текла прямо с заката, как по каналу, упиралась в косу и, недовольная, но послушная, уходила вправо, на юго-восток, а потом и вовсе на юг. По всему должно было быть здесь крутому, постоянно подмываемому берегу, а не длинной песчаной косе, и эта крутизна здесь была, только под водой, белый бакен стоял в трёх метрах от берега, с правого края косы, если смотреть с воды, а сама коса и мелководье перед ней – просто терраса, частью залитая водой, между обрывом в речную бездну и восьмиметровым крутым берегом, поросшим ивовым кустарником, над которым, собственно, и начиналась знаменитая, не имеющая себе в мире равных, окская пойма, на десятки километров заливаемая в половодье, и родящая лучшие же в мире огурцы, капусту и прочую овощ, не говоря уже о скотьем счастье – траве.

Название косе дали местные алкаши, или просто местные (алкаши – все), приползавшие по утрам опохмеляться к НИИПовской фляге. То есть этому имени было не больше десятка лет, столько, сколько прошло от мелкоисторического перекрестья двух социальных процессов – окончательной алкоголизации мордовско-русского прибрежного населения и окончательного же перехода совхозного сельского хозяйства на сезонную городскую рабочую силу, алкоголизированную не меньше, но лучше. Другими словами, уж десять лет как наиболее продвинутая часть НИИПовских алкашей (взалкавших свободы и отгулов) с нержавеющими фляжками, полными живой воды и неизменной молочной флягой браги братается на этой косе с алкающими локального счастья, конкретно на утро этого дня, автохтонами. Из фляжек и фляги. Как же ещё им, автохтонам, было назвать эту косу? Да и могут ли быть другие варианты, когда в русском языке на букву «ф» родных слов нет вообще, а во всей топонимике и прижилась-то лишь занесённая случайным западным ветром тройка Фрязино-Фряново-Фрязево?

Поздние историки могут, конечно, вслед за Аркадием, изыскать в списке священных криниц Махабхараты, этаком своеобразном дневнике отступления-миграции с окско-волжской родины нежнотелой части наших предков, будущих персов и индусов, указание на единственную на букву «ф» и в нашем междуречье реку, впадающую в Сарасвати – Фальгуну, будто в тысячелетней древности так называли впадающую в Оку Ройку. Реку, мол, переназвали, а красивейшую в окрестностях речную косу называют так до сих пор, чуть переставив, что простительно для тысячелетий, буквы – была Фальгуна, стала Флягина (Фальгуна – Фалягуна – Флягуна – Флягина), и можно было бы с ними согласиться, когда бы ещё ранние историки уже не определили, что, «согласно древнеарийским текстам, Сарасвати – единственная большая река, текущая к северу от Ямуны и к югу от Ганги и впадающая в Ямуну у её устья. Ей соответствует только находящаяся к северу от Оки (Ямуны) и к югу от Волги (Ганги) река Клязьма, среди притоков которой только один носит название, начинающееся на «ф» – Фалюгин! Несмотря на пять тысяч лет, это необычное название практически не изменилось».

То есть славный в веках Фалюгин, махабхаратская Фальгуна – это приток соседней Клязьмы, и чужой славы Флягиной косе не нужно. Тем более, что самой Ройки пять тысяч лет вовсе не было, её прорыли первые Романовы, соединив Цну с Окой якобы для нужд их колыбельного кораблестроения.

(А вот что само это слово обозначало – большой вопрос, ответ на который совершенно никого не интересует, даже Аркадия, даже после того, как он вспомнил похожее слово в лексиконе своей спасс-клепиковской бабки, правда, относилось оно не к реке, и вообще не к географии, а к балбесам, которые в том числе и эту географию учить в школе не спешили, зато попроказничать – первые. «Фалюган!» – ругалась бабка).

Тут, мне кажется, совсем не лишним будет слово про саму красавицу Оку, ведь не все же имели счастье родства с её водами, а кто-то, наверное, и не слышал даже про неё, так вот – для них.