Возвращение перворожденного

– О нет, Нейт, что Люциан сделал с тобой? – она потянула пальцы к гематоме под его глазом, но парень деликатно отодвинул лицо и перехватил ее запястье.

– Не переживай, это мелочь, – он ободряюще улыбнулся.

– Правда, это даже пошло ему на пользу. Скажи, Натаниэль? Он использовал защитные чары и стихию огня, – гордо проговорил Минтвуд.

– Неужели? – лицо брюнетки просияло и приобрело такое искреннее трогательное выражение, что сердце Нейта на секунду сжалось.

– Да, действительно, – задумчиво ответил парень. Он, честно говоря, уже успел позабыть об этом, и сейчас воспоминание вернулось только благодаря напоминанию Феликса.

– Это просто замечательно… А что с Люцианом? Он не отыщет нас? И где камень? – она настороженно водила глазами между своими собеседниками.

– Он у нас, – воодушевленно произнес колдун с челкой. – А этот громила еще какое-то время будет блуждать под землей.

Пока парочка на протяжении нескольких последующих секунд обменивалась восторженными мнениями, Натаниэль также вспомнил еще кое-что. Нечто менее приятное, чем все то, что они обсуждали до этого. «Натаниэль Эдриан Гринфайер» – собственное «новое» имя эхом прозвучало в его голове. Парень помрачнел и перевел взгляд на своих друзей, боясь подтвердить собственную догадку:

– Доминик мой отец, – твердо промолвил он, после чего выдержал небольшую паузу. – Вы знали об этом?

Радостные выражения тут же сползли с лиц обоих колдунов. Нора с виноватым видом опустила глаза и закусила губу, а Феликс лишь слегка приоткрыл рот, вроде бы собираясь ответить, но никак не решаясь.

– Знали? – суровее повторил Нейт.

– Извини, Натаниэль, это был приказ Доминика, мы не могли… – колдун печально покивал головой.

Юноша будто бы рухнул в бездну. Все пространство, окружавшее их, вдруг стало для него каким-то темным, и даже мерзким. Пять секунд назад парень считал их своими друзьями, а теперь оказалось, что они лгали ему все это время.

Он вспомнил их первый разговор в гостиной, когда ребята слегка замялись… Прогулку в саду, когда те поделились своими потерями… Тренировку, когда они сделали предположение о его силах, исходя из способностей его родителей… Они мило общались с ним, дали ему прозвище, обучали его, шутили… И все это теперь выглядело так лицемерно.

Внезапно он понял, что все это время даже не задумывался над тем, что и сам Доминик лгал ему. Тот разговор в его комнате всплыл перед глазами юноши. Мужчине не хватило духу высказать парню правду. Сейчас его это раздражало, но злость, которую он испытывал к Норе, Феликсу и Шерману была намного сильнее. Он проводил с ними каждый день, все то время, пока был в Чарме. Каждый день.

– Нейт, – брюнетка потянула к нему ладонь, но он тут же отдернул руку.

– Не надо. Возвращаемся в коллегию. Сейчас же, – не глядя на них, он поднялся на ноги.

Феликс положил руку на плечо девушки, тем самым пытаясь поддержать ее. Она поджала губы, и он помог ей подняться, после чего она открыла портал. Сразу же после этого темноволосая колдунья отступила назад, освобождая проход Нейту, но парень всем своим видом давал понять, что пойдет последним. Она снова опустила взор, и ее буквально раздирало на части, будто внутри бушевал суровый и беспощадный ураган. Темные синие глаза казались совсем черными при таком скудном освещении. Минтвуд обошел девушку и двинулся прямиком в искристый проход, потянув ее за запястье, отчего она послушно подалась следом, но все равно еще раз взглянула на юношу, с которым так жестоко обошлась.

Как только их силуэты полностью растворились, Натаниэль тоже шагнул внутрь, чувствуя себя невероятно разбитым. Это было худшее, что случалось с ним со смерти приемных родителей. Ни смертельная опасность, подстерегающая его в Чарме на каждом шагу, ни ужасающий страх, все по той же причине, а именно это – ложь.

Редлок лениво приоткрыл глаза, глядя на часы, стоящие на тумбочке у самой кровати. Прошло не больше часа с тех пор, как он отключился. Парень медленно привстал, принимая сидячее положение, и хорошенько подтянулся. Подойдя к зеркалу, которое висело рядом с полкой, он удовлетворенно улыбнулся – седых прядок стало намного меньше. Шерман прошелся ладонью по непослушным пшеничным волосам и перевел взгляд на крупный фотоальбом с кольцами. На его темной «состаренной» обложке красовалось не менее десятка всяческих росписей и символов, сделанных разными почерками. Парень нерешительно провел пальцами по альбому и хотел было взять его в руки, но в последний момент передумал и перевел взор на голографический календарь – девятнадцатое мая. Лицо его помрачнело, и глаза променяли привычный для всех вокруг изумруд на сапфир. Он нетерпеливо проследовал к окну, подавляя агрессию, и схватился за занавеску, заставляя ту сменить цвет морской волны на глубокий черный.